Особенно,... 
156 
- Ругалась! - весьма невежливо заржал Заквиэль. Смотри-ка это же надо было асура напоить! Перенервничал, наверное со мной такой бурной. - Да вы скандалили на весь зал. Сколько посуды побили. А мирились как помнишь? Не-ет? Много пропустила!
- Зак не пугай меня. Что я еще натворила?
- Когда ты уснула, мы Данте с тобой отправили во дворец, ему не в первый раз с тобой летать. По его словам на полпути ты опять проснулась и потребовала показать тебе воздушные крылья. Данте хоть и сам пьяный был, он у нас по этому делу самый слабый, но на самоубийцу не походит. На таких то летать опасно после нашего веселья, а тебе подавай воздушные. Ну, он и ляпнул - хорошо, но только ты меня поцелуешь. А у тебя вообще никогда с приличиями ничего общего не было.
- Чего? - окончательно протрезвела я.
- Того. Были тебе воздушные крылья.
- У-у, - только простонала я, пряча горящее лицо в ладонях. - Что же вы раньше не сказали, я бы трезвенницей стала. Хотя хорошо, что не сказали. Я бы от смущенья вообще даже смотреть на него не смогла бы.
- А чего смущаться? Когда вернулся, лицо у него было такое… идиотское, что я стал подозревать его в слабоумии, и глаза вообще как блюдца. Вот он нам и рассказал какой ты фортель выкинула. Правда недовольных по моему не было. У Данте потом еще полдня такая дурацкая улыбочка была, пол дворца перепугал. Ты сама знаешь, он нормально улыбаться и так не умеет, а тут еще это. До сих пор задаюсь вопросом - что же ты такого сделала, вогнав его в подобный ступор.
Уткнувшись носом в ладони, я тихо постанывала от смущения. И стыда. А еще было очень обидно - ну почему же я этого не помню?
- Зак, ты садист! А Данте… Ну попадись он мне только, шутник рогатый.
Асур рассмеялся и вновь обнял меня.
А надувшая губки Катинка исчезнув на минуту вернулась, неся в руках лютню:
- Раз все так здорово получается, то мне хочется танцевать. Идем?
Я улыбнулась. И пока подруга пошла освобождать себе место склонилась к уху асура.
- Ты можешь вылечить ее?
- От чего?
- От страха. Он ей жить не дает. Меня вы могли вылечить, значит и ее можете. Пожалуйста, Зак. Она мне очень дорога и я не могу смотреть как она мучается от этого. Ведь глупышка жизнь себе сломает.
- Ох, девочка, какая же ты все-таки странная. Хочешь, что бы я помог ей, а себе от помощи отказываешься.
- Потому что моя боль часть меня. И она мне не мешает, а дает силы. Не злись я так сильно, давно бы руки опустила. Ну, ты поможешь?
- Конечно. Что еще ты хочешь?
- Что я хочу?
Я поцеловала его в кончик носа и, встав, направилась к стойке. Привычно усевшись на нее, я заиграла что-то нежное.
Катинка танцевала, зажигая в людях настоящий огонь. Цветастый платок то там то здесь расцветал яркими маками. Музыка звучала, унося обоих куда-то далеко, где звучала только она, где танцевала только она. Хрупкое тело девушки извивалось под ритмами моих пальцев касающихся струн. Все быстрей и быстрей… Пока не лопнула струна, пока не осела на пол Катинка.
Выпив залпом сразу пол кружки чего-то горького стоящего рядом, я с трудом перевела дух.
А танцовщица все никак не могла встать, так подгибались ее сведенные от напряжения ноги. Да, загнала я бедняжку. К ней подошел Заквиэль и осторожно поднял на руки, предотвратив все попытки сопротивления ласковым шиканьем.
Он умница. И он слишком много разбередил своими словами.
Внутри привычно жгла боль.
Я вдруг вспомнила, как ночи напролет лежала в своей огромной постели, и тихо плакала от одиночества и любви к кому-то кто вошел в мою жизнь, всего на несколько часов, обрекая на ночи без него.
Как боролась за собственную жизнь, не мести ради мучительно выправляясь от тяжелых ранений, а ради слов, пришедших на предпоследнем ударе сердца - "не умирай, любимая".
Как любила и ненавидела. И снова любила.
Как всепоглощающе боялась. Его слов, его угроз, его опасной страсти, его любви. Его самого.
Я вспоминала, как глубоко смотрела в синие глаза другого.
И даже не замечала, как текут по щекам соленые слезы, а пальцы сами играют мелодию…
Широкие лиловые глаза неотрывно смотрят на юного менестреля, а на лице отражается понимание.
- Ты ведь знаешь, почему она бывает такой, - посмотрела на него сидящая на коленях девушка. - И почему плачет по ночам.
- Знаю. И никогда этого не прощу. Что же мы с ней сделали! Что он с ней сделал!
Когда приступ жалости к себе прошел, я сыграла еще что-то залихватское, а потом и совсем разошлась.
156 
