Он чутко уловил ее движение и мягко произнес:
— Не нужно пугаться. Я просто слеп, вот и все.
— Я не испугалась, — выдавила Мари, втайне испытывая облегчение оттого, что он не может видеть смешанного выражения жалости, удивления и, пожалуй, в самом деле страха, невольно появившегося на ее лице.
— Почему вы уехали из Парижа сюда, в нашу глушь, на край света? — прошептала она.
Он долго молчал, потом задумчиво промолвил:
— Вас это удивляет?
— Конечно. Как можно отказаться от такого мира?
— Вы о нем ничего не знаете, — заметил Кристиан.
— Да, но я слышала, что он прекрасен и очень велик.
— Свой собственный мир мы всегда несем с собою, в себе, куда бы ни приехали, — промолвил молодой человек, пристально глядя странными незрячими глазами на что-то видимое лишь ему одному.
— Тогда какая разница, где жить?
Он тонко улыбнулся:
— Все-таки я немного не такой, как остальные люди. Скажем, меня сильно раздражали звуки и запахи Парижа. Здесь — иное дело. Все, что я ощущаю и слышу, странным образом очищает и возвышает чувства. Эта мощная сила, сила океана, не имеет ничего общего с силой человеческой толпы, если не сказать — стада.
— Вы не любите людей? Не понимаете их? — спросила Мари.
— Понимаю. И потому с некоторых пор стараюсь их избегать.
— Но вы же говорите со мной!
— Да, — произнес он ровным тоном, — потому что вы пришли сюда, хотя я вас не приглашал.
«Я тоже вас не приглашала», — хотела сказать Мари, но промолчала. Она немного постояла, размышляя, уйти ей или остаться, а потом снисходительно решила пропустить мимо ушей его последнюю, не слишком вежливую фразу: конечно, он чувствует себя беспомощным, и это его раздражает, к тому же он так одинок… Однако он не так уж беспомощен, если нашел дорогу сюда, а что касается одиночества, Кристиан сам признался, что отнюдь не стремится к общению.
— Конечно, вы богаты и можете жить, где хотите, — сказала девушка.
Кристиан усмехнулся:
— Кто богат? Я? Да, у моей матери были кое-какие сбережения, но переезд обошелся нам недешево… Честно говоря, я не слишком хорошо представляю, что мы станем делать через несколько месяцев.
— Это вы играете на пианино, которое вчера привезли на остров?
— Нет, моя мама. Но она играет для меня. И еще читает вслух книги — мы захватили с материка два больших ящика.
— Вы пытаетесь излечиться от чего-то? — тихо произнесла Мари и тут же ахнула, осознав, как бестактен ее вопрос.
Но Кристиан хранил невозмутимость.
— Да, — ответил он, причем в его голосе звучало безразличие, — хотя вряд ли можно излечиться от… жизни.
Девушка поняла: больше он ничего не скажет. Хотя на первый взгляд этот человек беседовал с располагающей откровенностью, на самом деле он был не из тех, кто с готовностью выставляет напоказ душевные раны. Над тем, что он говорил, витал покров тайны, и это возбуждало Мари.
И тут она вспомнила, что ей пора домой.
— Я пойду, — с сожалением произнесла она.
Кристиан кивнул:
— Приходите еще, Мари.
— Приходить? Но я подумала, что вам лучше быть одному! — с некоторым вызовом сказала девушка.
— Нет, мне понравилось разговаривать с вами. Вы дитя этого мира — сразу заметно, что с рождения живете на острове. В вас есть что-то таинственное и в то же время простое. Хотите, я опишу, как вы выглядите?
Забыв, что он незряч, Мари безмолвно кивнула. А потом поспешно произнесла:
— Да, хочу.
— Вы, должно быть, похожи на это море и эти скалы, — медленно проговорил он, словно изучая нечто невидимое другим людям, — потому я думаю, у вас светлые глаза, возможно, серые или синие, и темные волосы, которые растрепал ветер. У вас нежное лицо и серьезный взгляд, с налетом твердости и упрямства: вы упорны и едва ли отступите от того, что задумали. Шаги у вас быстрые и легкие, вашу душу еще не отяжелило бремя жизненных невзгод. Вам уже не шестнадцать, но едва ли больше двадцати: у вас мало жизненного опыта, но есть свое мнение, во многом отличное от мнения окружающих. Женственность еще не до конца пробудилась в вас, хотя детство уже позади, и вы испытываете некоторую растерянность и смутное волнение оттого, что ощущаете себя по-иному, не как прежде.
Мари замерла от изумления:
— Откуда вы все это знаете?!
Кристиан рассмеялся:
— Будем считать, что я вижу сквозь оболочку плоти, сквозь маску, надетую Богом на душу человека, — и, помолчав, прибавил: — На самом деле все мы слепы. Не видим ни сущности, ни сути людей, вещей… Не понимаем самих себя.