Она совершила виртуальную экскурсию по кораблю с Демейзеном в качестве гида. Согласилась она только потому, что Демейзен немного заразил ее своим мальчишеским энтузиазмом. Экскурсия заняла некоторое время, хотя, возможно, и не так много, как это ей тогда показалось. Запомнила она только то, что корабль может разделяться на несколько частей и представляет собой что-то вроде однокорабельного флота, хотя наибольшую мощь имеет, будучи единой боевой единицей. Шестнадцать частей. А может быть, двадцать четыре. Она в то время произнесла подобающее число «ахов», «охов» и «неужели», что было вполне искренно. У нее был большой опыт в произнесении таких слов.
Она робко взвешивала идею взять себе в любовники Демейзена. Чем больше становился он похожим на сичультианца, чем дольше она торчала в своем закутке, невзирая на все его сказочные пейзажи, пусть и фальшивые, тем привлекательнее для нее он становился, и тем сильнее она распалялась. Она полагала, что, во-первых, для корабля это будет совершенно бессмысленно, во-вторых, она получит удовольствие (если Демейзен согласится), в-третьих, это будет делаться стильно и чувственно и — как вдруг пришло ей в голову, — в-четвертых, это может повысить ее… скажем, безопасность, а ее план убить Вепперса станет более реализуемым.
Разумы, искусственные гиперинтеллекты, которые всем заправляли, которые в первую очередь являлись флагманами Культуры, были, безусловно, не лишены чувственности, пусть их чувства и находились всегда под контролем интеллекта и никогда наоборот. Корабль уже намекал, что там, куда он ее везет, могут возникнуть неприятности, — неприятности того рода, когда, возможно, понадобится его впечатляющая военная мощь, — а потому после секса с аватарой, думала она, корабль мог стать ну хоть чуть-чуть более преданным ей.
Какое значение для корабля будет иметь тот факт, что она трахнется с его аватарой? Вообще никакого? Или это будет похоже на то, как хозяин гладит любимого домашнего зверька — хорошо, мило, немного приятно… хотя и ничего такого, что могло бы привести к чувствам обладания, преданности или ревности?
Это был скорее расчет, чем эмоции; с ее стороны разврат чистой воды. Но, с другой стороны, Вепперс уже давно исключил для нее возможность какого-либо выбора партнеров по сексу. Ей приходилось распутничать в его интересах (и против его интересов, хотя и с нулевым результатом). Лишь раз занималась она сексом просто потому, что ей так захотелось, — с Шокасом, в тот вечер на борту ВСК.
Как бы то ни было, но поднимать эту тему она не стала. И потом, внутренний голос говорил ей, что корабль тут же возьмется за старое, станет таким, каким был на борту ВСК, прежде чем неожиданно и слегка подозрительно изменился. Тогда он, казалось, получает удовольствие, делая людям больно. Так что он вполне может повести себя на тот же манер и теперь и, отвергнув ее, получить удовольствие.
А теперь он предлагал ей подарок — татуировку, как он сказал. Она сидела на одном из трех сидений кабины; перед этим она просматривала на экране модуля новости из Сичульта, как вдруг Демейзен материализовался у нее за спиной. Она наклонилась вперед. Подарок лежал у нее на ладони; запутанный клубок тонких серо-голубых нитей, очень похожий на то, как, по ее представлениям, должно было выглядеть полностью развившееся невральное кружево.
— С чего вы взяли, что я хочу татуировку?
— Вы сказали, что вам этого не хватает.
— Разве?
— Одиннадцать дней назад. И еще раз — вчера. В первый раз вы сказали, что иногда, проснувшись, чувствуете себя совсем как голой. Еще вы говорили, что после вашей реконфигурации вам снилось, будто вы идете по улице города и вам кажется, что вы полностью одеты, но все как-то странно на вас поглядывают, и тогда вы смотрите на себя и понимаете, что на вас ничего нет.
— Ну, у нормальных людей часто бывают такие сны.
— Я знаю.
— А разве я не говорила, что рада избавлению от татуировок?
— Нет. Может быть, вы только думаете, что говорите об этом.
Она нахмурилась, снова посмотрела на вещицу, лежавшую на ее ладони. Теперь она казалась ей похожей на нити вязкой ртути.
— И вообще это не похоже на татуировку, — сказала она.
— Пока — не похоже. Но смотрите.
Клубок петелек и нитей принялся неторопливо шевелиться, пришел в движение. Он начал растекаться по ладони Демейзена, образуя что-то похожее на кольчужную рукавицу. Он на мгновение развернул руку, показывая, что нити обвиваются вокруг его пальцев, потом повернул руку назад, показывая, что нити, словно крохотные волны, поползли по его запястью и предплечью, исчезая под тканью рубашки. Он закатал рукав, показывая, что нити ползут все дальше, становятся тоньше и кустятся.