— Показать, как это выглядит в четырехмерном пространстве, довольно затруднительно, — извиняющимся тоном сказал Химеранс. — Но это выглядит приблизительно так. — Она не поняла, что он сделал с изображением, но порадовалась тому, что сидит: изображение, казалось, рассыпалось на миллион срезов, ярких сечений, которые проносились мимо нее, как снежинки в метель. Она моргнула и отвернулась, чувствуя, что ее повело.
— Вам нехорошо? — озабоченным тоном спросил Химеранс. — Видимо, интенсивность слишком высока.
— Ничего, — ответила она. — И что же это такое?
— Исключительно изящный образец звездного полевого оконтуривателя; существа, которые обитают в магнитных линиях силы главным образом солнечных фотосфер.
— Эта штука была живой?
— Да. И надеюсь, жива до сих пор. Они живут очень долго.
Она посмотрела на старика, его лицо было подсвечено сиянием от изображения существа, которое состояло в основном из черных линий и каким-то образом умудрялось жить на солнечных поверхностях.
— А вы ее можете увидеть по-настоящему в четырех измерениях?
— Да, — ответил он, поворачиваясь, чтобы посмотреть на нее. Голос его звучал гордо и одновременно застенчиво. Лицо засветилось, он, казалось, был полон энтузиазма и стал похож на шестилетнего мальчика.
— И как такое возможно?
— Потому что я на самом деле не человеческое существо, — сказал он ей все с той же улыбкой. — Я аватара корабля. На самом деле вы говорите с кораблем, который способен снимать и по достоинству оценивать четырехмерные изображения. Имя корабля, мое истинное имя — «Не тронь меня, я считаю». Прежде я целиком принадлежал Культуре, теперь я независимое судно, пребывающее в основном в пределах того, что иногда называется Отдаление. Я — бродяга, разведчик и иногда с удовольствием предлагаю услуги в качестве переводчика Культуры (облегчаю общение между совершенно непохожими видами и цивилизациями) всем, кто нуждается в такой помощи. И, как я уже сказал, еще я коллекционирую изображения тех, кто кажется мне самыми совершенными существами в тех местах, куда приводят меня мои странствия.
— А вы не могли снять мое изображение так, чтобы я не знала об этом?
— В практическом смысле — да. Нет ничего легче.
— Но вы сначала пожелали спросить моего разрешения.
— Сделать это в тайне от вас было бы грубо, бесчестно, разве вы так не считаете?
Она несколько мгновений смотрела на него.
— Наверно, — сказала она наконец. — Так. А будете вы показывать кому-нибудь это изображение?
— Нет. До сего дня, когда я показал вам звездный полевой оконтуриватель, никто не видел этих изображений. У меня их много. Хотите?..
— Нет, — сказала она, улыбаясь и поднимая руку. — Не надо. — Изображение исчезло, и комната снова погрузилась в сумрак.
— Даю вам слово, что в том невероятном случае, если я все же решу показать кому-то ваше изображение, я не сделаю этого без вашего ясно выраженного разрешения.
— В каждом отдельном случае?
— В каждом отдельном случае. И такое же предварительное условие применимо к…
— А если вы сделаете это, если вы снимите мое изображение, то я что-нибудь почувствую?
— Ничего.
— Ммм. — Продолжая обнимать себя за ноги, она опустила лицо на колени под халатом, коснулась языком мягкой материи, потом ухватила ее зубами — взяла в рот маленькую складочку.
Химеранс несколько мгновений наблюдал за ней, потом сказал:
— Ледедже, вы мне разрешите снять ваше изображение?
Она выплюнула изо рта складочку материала, подняла голову.
— Я уже спрашивала у вас: а что с этого буду иметь я?
— А что бы вы хотели?
— Заберите меня отсюда. Возьмите меня с собой. Помогите бежать. Спасите меня от этой жизни.
— Я не могу это сделать, Ледедже, извините. — В голосе его слышалось сожаление.
— Почему?
— Это имело бы последствия.
Она снова уронила голову. Уставилась на ковер у прикрытого жалюзи окна.
— Потому что Вепперс самый богатый человек на планете?
— Во всем Сичультианском Энаблементе. И самый влиятельный. — Химеранс вздохнул. — Так или иначе, есть пределы моим возможностям. У вас свои традиции здесь, в этом мире, в гегемонии, которую вы называете Энаблемент, ваши собственные правила, традиции, обычаи и законы. Считается неприемлемым вмешиваться в жизнь других сообществ, если только у вас нет достаточно веских оснований и согласованного стратегического плана. Как бы нам этого ни хотелось, мы не можем просто идти на поводу у наших собственных сентиментальных порывов. Мне искренно жаль, но, как это ни печально, то, что вы просите, вне моих возможностей.