— Ах, это вы, — сказал Готорн.
— Я немножко запоздал. Извините. Мы гуляли с Гассельбахером.
На Готорне была лиловая шелковая пижама с монограммой на кармане. Вид у него был королевский. Он сказал:
— Я уснул, а потом услышал, что кто-то здесь ходит. — Можно было подумать, что его поймали врасплох и он забыл о своем жаргоне, не успел им прикрыться, хоть и надел пижаму. Он спросил: — Вы трогали Лэма?
Слова звучали, как укор, — он напоминал проповедника из Армии спасения.
— Извините. Я просто хотел посмотреть.
— Ничего. Это показывает, что инстинкт у вас верный.
— Вы, видно, любите эту книгу.
— Один экземпляр для вас.
— Но я ее читал, — сказал Уормолд, — много лет назад, и я не люблю Лэма.
— Она не для чтения. Неужели вы не слышали о книжном шифре?
— Сказать по правде, нет.
— Сейчас покажу вам, как это делается. Один экземпляр остается у меня. Сносясь со мной, вам надлежит только указать страницу и строку, с которой вы начинаете шифровку. Конечно, этот шифр не так трудно разгадать, как механический, но и он заставит попотеть всяких там Гассельбахеров.
— Я бы вас очень просил выкинуть доктора Гассельбахера из головы!
— Когда мы как следует организуем вашу контору и обеспечим надлежащую конспирацию — сейф с секретом, радиопередатчик, обученный персонал, — словом, приведем в порядок все ваше хозяйство, тогда мы, конечно, сможем отказаться от этого примитивного кода, однако только опытный криптолог может разгадать такой шифр, не зная названия книги и когда она издана.
— А почему вы выбрали Лэма?
— Это единственная книга, которую я нашел в двух экземплярах, не считая «Хижины дяди Тома». Я очень торопился и должен был что-нибудь купить в Кингстоне до отъезда. Да, там была еще одна книжка под названием «Зажженная лампа. Руководство для вечерней молитвы». Но мне казалось, что она будет выглядеть как-то неестественно у вас на полке, если вы человек неверующий.
— Да, я человек неверующий.
— Я привез вам и чернила. У вас есть электрический чайник?
— Да, а что?
— Понадобится, чтобы вскрывать письма. Наши люди должны быть оснащены на все случаи жизни.
— А зачем чернила? У меня дома сколько угодно чернил?
— Да, но это симпатические чернила! На случай, если вам что-нибудь придется послать обычной почтой. У вашей дочери, надеюсь, есть крючок для вязания?
— Она не вяжет.
— Тогда вам придется купить. Лучше всего из пластмассы. Стальной иногда оставляет следы.
— На чем?
— На конверте, который вы будете вскрывать.
— А зачем, прости господи, мне вскрывать конверты?
— Может возникнуть необходимость познакомиться с перепиской доктора Гассельбахера. Вам, естественно, придется обзавестись своей агентурой на почте.
— Я категорически отказываюсь…
— Не упрямьтесь. Я затребовал сведения из Лондона. Когда мы его проверим, мы решим вопрос о его переписке. Полезный совет: если у вас выйдут чернила, пользуйтесь птичьим дерьмом — вы запоминаете, я не слишком быстро?
— Да ведь я еще не сказал, что согласен…
— Лондон дает сто пятьдесят долларов в месяц и еще сто пятьдесят на расходы — в этих придется отчитываться. Оплата вашей агентуры и так далее. На дополнительные расходы надо получать специальное разрешение.
— Постойте…
— От подоходного налога вы освобождаетесь, имейте это в виду. — Готорн воровато подмигнул. Подмигивание как-то не вязалось с королевской монограммой.
— Вы должны дать мне время подумать…
— Ваш шифр 59200 дробь пять. — И он добавил с гордостью: — 59200 — это, конечно, я. Вы будете нумеровать ваших агентов 59200 дробь пять дробь один и так далее. Понятно?
— Не понимаю, чем я могу быть вам полезен.
— Вы ведь англичанин? — бодро опросил Готорн.
— Да, конечно, англичанин.
— И вы отказываетесь служить вашей родине?
— Этого я не говорю. Но пылесосы отнимают у меня уйму времени.
— Ваши пылесосы — отличная маскировка, — сказал Готорн. — Великолепно придумано. Ваша профессия выглядит очень естественно.
— Но я и в самом деле торгую пылесосами.
— А теперь, если вы не возражаете, — твердо заявил Готорн, — мы перейдем к нашему Чарльзу Лэму.
— Милли, — сказал Уормолд, — ты не ела кашу.
— Я больше не ем кашу.
— Ты положила в кофе только один кусок сахару. У а не собираешься ли ты худеть?
— Нет.
— Может, это покаянный пост?