Последние отзывы

  41  

Когда появился Энцио, Коста Геннас резво вскочил со своего места. Энцио коротко кивнул ему на ходу и продефилировал мимо. Прошел целый час, прежде чем он подозвал Косту к своему столу и пригласил сесть.

— Из всех трех мне больше нравится блондинка, — сказал Энцио, — кто она?

— Девятнадцать лет, — поспешно доложил Коста, — приятная девочка, умеет работать. У нас она уже месяца два. Была замужем за одним типом. Когда он ее бросил, она сообразила, что у нее есть и получше возможность заработать на жизнь. Мы намечали использовать ее в Бразилии, там она, наверняка, произвела бы фурор. Но когда я узнал, что вы ищете что-то особенное, я ее попридержал…

— Она в порядке? — спросил Энцио.

— В порядке ли она? — эхом отозвался Коста, с деланным изумлением обводя взглядом всех семерых охранников Энцио. — Меня еще спрашивают, в порядке ли она! Разве я когда-нибудь…

— Ну хватит, — резко оборвал его Энцио. Ему не нравился Коста, он никогда ему не нравился. Но Коста всегда доставлял ему лучших девочек, и ему был точно известен его вкус. — Пригласи ее сюда, — проворчал он.

Девушка, плавно покачивая бедрами, подошла к его столику. Она заметно волновалась и тем не менее довольно мило улыбнулась Энцио, когда он пригласил ее сесть рядом с ним. Он внимательно рассматривал ее несколько заостренное, но тонкое и прекрасное лицо, на котором прежде всего выделялись полные, ярко-красные губы. Ее не портили даже едва угадываемые веснушки, которые она пыталась тщательно скрыть посредством косметических ухищрений. Тем более фигура у нее была что надо.

— Как тебя зовут? — по-отечески приветливо спросил Энцио.

— Мириам, — прощебетала девушка голосом Мерилин Монро.

— Хорошо, Мириам, — сказал Энцио, и глаза его жадно впились в ложбинку между ее грудей, — а что ты скажешь, если я приглашу тебя поселиться в моем доме в Майами?..

Анна-Мария заводила будильник всегда ровно на шесть утра. После звонка будущая роженица не без труда поднималась и, тяжело ступая, отправлялась в темноте на кухню. Ей нравилось сидеть здесь ранним утром, пить горячий чай и любоваться рассветом. Она всегда неохотно доверяла приготовление завтрака кому-нибудь другому. Ей доставляло удовольствие все эти традиционные блюда делать по утрам самой — варить густую овсяную кашу, поджаривать хлеб, с которым она подавала к столу домашний сливовый мармелад. В семь часов, когда все выходили к завтраку, он был у Анны-Марии уже готов.

Она была еще очень молодая, но после четырех беременностей ноги ее отяжелели, а тело раздалось до неприличия. Ей не терпелось поскорее разрешиться пятым ребенком, потому что Фрэнк всегда отстранялся от нее, когда она беременела, никогда ее не ласкал и даже избегал смотреть в ее сторону. Он ничего не говорил, но она и так все понимала. Это обижало и приводило ее в уныние — ведь в конце концов он сам хотел иметь много детей.

Анна-Мария накинула утренний халат. Она чувствовала себя неважно и надеялась, что, может быть, сегодня она разродится. Вчерашний день был таким суматошным. Как и всегда, во время приезда Энцио, много пришлось повозиться с приготовлением его любимых блюд. Кроме того, дети расшалились больше обычного, а Фрэнк был какой-то нервный и в плохом настроении. Все это отняло у нее много душевных и физических сил, и показалось, что она едва легла в кровать, как уже начался новый день.

Шаркая ногами, она добрела до кухни, включила свет и — не веря своим глазам — уставилась на Фрэнка, наклонившегося над Бет. Та лежала на спине поперек стола. Лицо Фрэнка было багровым, он учащенно дышал, двигая бедрами с каким-то ожесточением. Он был одет, а Бет лежала голая — ее белая ночная рубашка лежала на полу.

Анна-Мария ухватилась за крест, висевший у нее на шее, ее глаза расширились от ужаса и боли.

— Проклятье! — задыхаясь, вскричал Фрэнк. Он уже почти достиг апогея, но Бет тут же выскользнула из-под него, едва зажегся свет.

— Ах ты дрянь! — заорал он па Анну-Марию, — ах ты дерьмо проклятое, ты вздумала шпионить за мной! — Его лицо стало еще багровее от гнева.

Анна-Мария развернулась, чтобы поскорее уйти, но было уже поздно. Вне себя от ярости, Фрэнк, занеся кулаки, кинулся за ней. Он настиг ее — и после первого же удара она свалилась на пол. Фрэнк нагнулся над ней, замахнувшись для нового удара.

То, что увидела Бет, ошеломило ее. Этого она никак не ожидала. Когда она переставляла стрелки будильника в спальне Анны-Марии, то рассчитывала только скомпрометировать его перед женой и имела в виду обычные в таких случаях последствия. Но Бет никак не думала, что Фрэнк, которому подобало смутиться, пасть на колени и молить жену о прощении, даст волю своей звериной ярости.

  41