— Ты прав. Я продолжала тянуть время, и, в конце концов, поняла, что погрязла в этом, как в трясине. Когда ты улетел вместе с Камилли, я приняла решение, наконец, оставить тебя в покое. Я собиралась покинуть Доннару на следующий же день, подписав все бракоразводные документы.
— Но почему? Почему, я не понимаю?
— Все просто — ты не любил меня. Тянуть дальше было незачем.
— Если я не сказал тебе об этом, это еще не значит, что не испытывал этого! — сорвался на крик Урджин.
— Но ты не сказал мне!
— А ты не чувствовала? Не понимала? Не видела?
— Ты разбил мне сердце! — прокричала она. — Ты ее любил, боготворил, а я? Ты никогда не смотрел на меня, как на нечто самое важное в твоей жизни. Ты не расцветал на глазах окружающих, когда я заходила в комнату.
— Ты тоже не расцветала! — начал кричать он в ответ. — Ты никогда не говорила мне о любви! Вообще о каких-либо чувствах ко мне. Ты сама призналась, что ненавидела меня, что хотела только одного — отомстить. И после этого я должен был преподнести тебе себя как дар?
— Я не знаю, Урджин. Теперь все это не важно. Если ты не поверил отцу и прилетел сюда, чтобы убедиться в правдивости его слов о моем происхождении, то я уже развеяла все твои сомнения. Больше мы не связаны ничем. Ты, наконец-то, свободен.
— Почему ты убежала от меня на Олмании?
— Зафир сказал, что тебя переполняет гнев. Он ведь обладает даром лицезрения: видит потоки чужой энергии. И тогда, в зале, я смотрела на тебя и понимала, что ты ненавидишь меня. Я чувствовала твой холод, и только от одного этого мне становилось невыносимо больно. Ты бы разорвал меня, повстречайся я на твоем пути. Уничтожил бы.
— И ты сбежала.
— А что мне оставалось?
— Почему возле тебя стоял Зафир? Что он вообще там делал?
— Он гостил на Олмании, когда я прилетела. Я рассказала и ему, и дяде со Стефаном, что произошло. Дядя запретил мне идти на Совет. Однако, я как всегда поступила по-своему. Зафир лишь поддержал меня в трудную минуту.
— Тебя с ним связывали какие-нибудь отношения?
— С кем? С Зафиром? Ты в своем уме? Он мой брат!
— Я видел запись твоего допроса.
Эсту передернуло.
— Отец показал тебе и это? — ее голос оборвался.
— Нет, мне это показала мать. Она наблюдала за вами из соседней комнаты и записала все на камеру.
— Что ж. Не думай, что твой отец или Клермонт сломали меня. Я все решила еще до допроса.
— То есть, сломал тебя я?
— Надломил, Урджин. Сломаюсь я, когда умру.
— И что теперь?
— Ничего, — Эста неопределенно пожала плечами. — Я свободна, ты тоже.
— Ошибаешься. Ты все еще замужем.
Эста резко обернулась в этот момент, не поверив своим ушам.
— Боже мой, — прошептал Урджин.
Ее лицо было похоже на восковую маску с застывшими губами. Ее глаза, красные и отечные, все еще слезились. Все черты лица заострились, будто она похудела на много килограммов. И Урджин вдруг понял, что на самом деле ему все равно, обманывала она его или нет, какие цели преследовала и чего добилась. Он прилетел сюда, отказавшись от своего прошлого только по одной причине: он хотел быть рядом с этой женщиной.
— Ты же подписал документы!
— Нет. Их подписала ты, а не я.
— Но…
— Они обманули тебя. Ты даже не прочла, что подписываешь. Все это время я думал, что ты ненавидишь меня. Что использовала, что спала со мной, только ради того, чтобы выполнить долг перед своей планетой. Я верил в то, что ты никогда не любила меня и насмехалась надо мной, каждый раз ложась в постель подле меня. Я думал, что ты любишь Зафира и ненавидел тебя за это. Ты выжгла все, что было у меня внутри! Раздавила, растоптала и выбросила за ненадобностью! Черт бы тебя побрал, Эста!!!
Она снова отвернулась от него. Плечи ее поникли, и она стала похожа на тень, едва различимую в сумраке комнаты.
— Я уже в аду, чего ты еще от меня хочешь?
— Я хочу, чтобы ты сказала, что любишь меня. Только меня и никого больше.
— Я любила тебя, Урджин, тебя и никого больше, — едва слышно повторила она.
— Я бросил все, Эста. Я отрекся и прилетел сюда. Когда, наконец, ты увидишь то, что для всех остальных стало давно очевидным?
Он медленно подошел к ней и обнял за плечи, зарывшись лицом в ее темные волосы и с жадностью глотая такой родной аромат ее тела. Эста закрыла глаза.