— За что ты так ее ненавидишь?
— Во мне нет ненависти. Я опытен, и вижу в этой девице не только фасад, по которому ты слюни пускаешь, но и мозги. И поверь, если дело коснется интересов ее Империи, она предаст и тебя и твой народ. Это заложено в ней с детства. В шестнадцать лет ей хватило ума стерпеть все оскорбления и принять этот союз. Это была жертва, которую она, не задумываясь, принесла своему народу. Она любит Олманию, и Олмания для нее всегда будет на первом месте.
— Эти дети ни в чем не виноваты.
— Вопрос не в детях, а в политике. Если ты повернешься к Олманцам лицом, они насядут сверху и втянут нас в междоусобицу. Пускай свои проблемы решают сами. А эту девку, на твоем месте, я бы из постели не выпускал. Пользуйся, она слова не скажет. Все-таки раздвигать ноги перед тобой — ее прямая обязанность.
Дверь в конце коридора неожиданно распахнулась, и из нее вышел Урджин. Эста в ужасе зажала ладонью рот. Он увидел ее и остановился, как вкопанный.
— Эста?
Вслед за ним вышел Фуиджи. Немая сцена длилась недолго. Эста ринулась с места и вплотную подошла к Императору.
— Я не ударю Вас только потому, что Вы Император и отец моего мужа.
Эста развернулась, и быстрым шагом побежала к себе.
Влетев в комнату, она схватила свои мечи в руку и направилась обратно. Урджин словил ее в дверях и буквально втолкнул обратно в спальню.
— Куда ты собираешься?
— Не беспокойся, я не покину Доннару.
— Ты подслушивала нас?
— Нет, но вы так громко кричали, что не услышать было практически невозможно.
— Извини, мне следовало подумать об этом.
— Не стоит. Знаешь, что самое неприятное? То, что твой отец прав. Во всем. Моя обязанность перед тобой — раздвигать свои ноги.
— Ты несешь чушь.
— Почему же? Хочешь? Я сейчас же могу это для тебя сделать. Ты только скажи, не стоит все усложнять. Хочешь?
— А чего хочешь ты?
— Я? — удивилась Эста. — Это опасный вопрос, Урджин. Чего хочу я меня никто никогда не спрашивал, посему и сама себе этот вопрос я никогда не задавала. Чего я хочу? — повторила она. — Наверное, снять с себя это бремя, с которым мы оба родились. Но ведь это не в моей власти, да и не в твоей тоже. Так что, можешь переспать со мной, если хочешь, а если нет — позволь выйти отсюда.
— Неужели ты веришь в то, что я стану принуждать тебя к чему-либо?
Эста посмотрела ему в глаза и прочла в них ответ на этот вопрос. "Нет". Он бы никогда не сделал этого. Отчего — то ей стало немного легче, и Эста спокойно произнесла:
— Раньше я верила в то, что "нет", Урджин, а теперь знаю наверняка.
— Мне тяжело видеть тебя такой.
— Какой "такой"?
— Расстроенной.
Он протянул к ней руку и коснулся ее губ. Затем сделал шаг вперед, склонился к ее лицу и замер. Он ждал встречного порыва. Маленького движения навстречу, по которому можно было бы понять, что она тоже хочет этого. Эста подняла руку и провела пальцем по его губам. Затем привстала на цыпочки и коснулась его губ своими, запечатлев на них совершенно невинный поцелуй.
Она вроде бы ничего особенного не совершила, но, ощущение было таким, будто она подарила ему некую маленькую часть себя. И дар этот согрел его больше, чем солнце в погожий день. Он обхватил ее голову ладонями, и коснулся ее так же, как и она его.
Эста отстранилась. Глаза ее были широко раскрыты и в них застыло неизвестное Урджину выражение. Эста, ничего не говоря, швырнула свои мечи на пол. Урджин вопросительно поднял одну бровь.
Она приблизилась к нему, и, обхватив ладонями лицо, впилась в сочные мужские губы. Урджин, который никак не ожидал такого напора, едва не потерял равновесие. Она исследовала его рот с особой настойчивостью, вкушая мягкие губы и сплетаясь с его языком. Руки Урджина без его ведома спустились по ее спине, и, стиснув, словно тиски, округлые формы, прижали ее к своему телу. Эста, которая каким-то краешком сознания, поняла, что именно упирается ей в живот, тихонько застонала. Урджин поднял ее бедра в воздух. Она обвила его ногами и в следующее же мгновение оказалась прижатой к стене. Он всем телом ощущал ее дрожь. А едва уловимые стоны, когда он бесстыдно терся об нее, только усиливали голод. Как же он хотел эту женщину! Сейчас. Сию же минуту. Достаточно было всего лишь расстегнуть ее брюки, и он бы погрузился в вожделенное тело так, как сотни раз до этого представлял в своем сознании.