— Я хочу прикоснуться к твоим волосам, — тихо повторил Орайя и Айя, наконец, оборвала свой смех.
— Если только ради этого — можешь потрогать.
— А если не только? — произнес Орайя, проводя пальцем вдоль линии ее лба.
— Что ты делаешь?
— Я пока ничего не делаю, — прошептал Орайя ей на ухо и коснулся пальцем ее шеи, поглаживая нежную кожу.
— Нет, ты делаешь!
— Вопрос в том: противоречит это твоим убеждениям или тебе просто не нравится?
— Это противоречит моим убеждениям.
— Почему?
— Ты не последователен! — воскликнула девушка, поворачиваясь к нему.
— Если тебе нравится то, что я делаю, почему это противоречит твоим убеждениям?
Айя попыталась собраться с мыслями, но поняла, что просто не в состоянии сосредоточится.
— Ты говорила, что прикосновение к волосам — интимный жест. Это все равно, что поцеловать тебя или более поверхностно?
— Поцелуй для таких, как ты, ничего не значит.
— Откуда такая уверенность?
— Для вас секс может ничего не значить. Что уж говорить о поцелуе?
— Поцелуй поцелую рознь. Точно так же, как и секс сексу. В любом случае, ты не ответила на мой вопрос.
— Поцелуй — более интимно, чем прикосновение к волосам.
— Значит, я снова могу поцеловать тебя?
— Что значит «снова»?
— Потому что утром я уже это сделал. И ты мне ответила. Я же говорил тебе, помнишь?
— Ты…
— Я не лгал на счет этого, — ответил Орайя и вновь провел пальцем по ее лицу.
— Я — не игрушка, — прошептала Айя, убирая его руку и отстраняясь. — Не смей осквернять меня своими грязными помыслами!
Орайя вскинул брови и, чуть было, не расхохотался.
— А если они чисты?
— Это — похоть, Орайя! Она не может быть «чистой»!
— Айя…
— Да…
— Если я скажу, что хочу расплести твои волосы, чтобы запустить в них свои руки, ты расценишь мои слова, как проявление похоти?
— Вне сомнений!
— А если я скажу, что хочу почувствовать твой язык у себя во рту — это тоже будет похоть?
— И это!
— То есть, если я, в данный момент, мысленно снимаю с тебя купальник и ласкаю твою грудь — это оскверняет тебя?
— Да!
— Тогда, почему ты, зная, что похоть оскверняет чужую душу, рисовала меня так проникновенно на своем планшетнике?
Лицо Айи залила краска стыда. Девушка открыла свой рот, чтобы ответить хоть что-нибудь, но кроме протяжного «я-я-я», оттуда ничего не вылетело.
Орайя наклонился к ее лицу, заглядывая в широко распахнутые, наполненные испугом глаза.
— Почему теперь ты боишься? Когда умирала на моих руках — не боялась.
— Потому что ты идешь на поводу у своих желаний, а это — всегда страшно.
Орайя наклонился еще ближе, замерев от ее лица всего в нескольких сантиметрах.
— Что знаешь ты о желаниях? — прошептал он, прикасаясь своими губами к алой кромке ее рта. — Ничего не знаешь… — произнес Орайя, раскрывая ее губы и прикасаясь к ним языком.
Айя закрыла глаза, расслабляясь в воде. Орайя вновь раскрыл ее губы и заполнил маленький ротик. Нежное прикосновение и такое мимолетное. И снова. Айя распахнула свои губы и прикоснулась к нему в ответ. Почему от этого стало так хорошо? Почему она начала ерзать на месте, не зная, куда деть свои руки? Ладони Орайи легли ей на лицо и погладили алеющие щеки. Его пальцы коснулись ее волос, а губы впились в рот совсем с другой силой. Он не пробовал, он — властвовал.
Рванувшись в центр ванной, он потянул ее на себя, раздвигая ее ноги и усаживая на свои бедра. Айя прижалась к нему, позволяя поглаживать свою спину. Он делал это. Он возбуждал, провоцировал, и сама Айя вдруг осознала, что готова отдать ему все, что он только захочет. Нет, не попросит, а захочет. В голове всплыли образы тех рисунков. Желание. Наслаждение. Экстаз. Маленькая девочка выросла, желая увидеть все это на его взрослом лице. Уже не достаточным было просто стоять за его спиной и слушать, как он просит Югу освободить его от бремени принятых решений. Не достаточным было стоять в стороне, в толпе тех, кому наплевать, и видеть, как он улыбается другой, провожая ее глазами и опуская их в тот же миг, когда брат поворачивался к нему. Можно ли любить так долго? Можно ли расти и любить того, кто вырос рядом с тобой? В дом Ри Сиа ее привел интерес. Этот же интерес и погубил ее. Маленькая девочка, не знающая языка дерев, не понимающая, о чем они говорят, глядящая только на одного юношу из двоих. А потом она выбрала другой путь. И этот путь столкнул ее лицом к лицу со своей слабостью. Почему он решил помочь ей? Почему вцепился в нее обеими руками, оставив при этом право решать самой? Она боялась. Его боялась все это время. Что узнает… Что поймет… А поняв, отвернется и больше никогда не посмотрит…