– Сколько времени уйдет на починку?
– Его нужно заменить. Я вытащу разбитый и схожу в кладовку за новым. – Солдат пожал плечами. – Наверное, около часа.
– Тогда приступай. Я думаю, что очень скоро мы услышим с его помощью очень приятные звуки.
Хурадо повернулся к Рикардо.
– И тогда ты будешь в моих руках, Ласаро.
Рикардо не сказал ни слова: он боялся выдать себя. Он должен был молчать, когда Хурадо ударил девушку, но гнев ослепил его и лишил способности рассуждать.
– Она ничего не значит для меня, – сказал он бесстрастно. – Делай с ней все, что хочешь.
– Именно это я и сделаю. – Хурадо направился к выходу. – И с тобой тоже, наш дорогой освободитель.
* * *
Лара заставила себя сидеть спокойно до тех пор, пока солдат не отсоединил обломки микрофона и не вышел из камеры.
– Что все это значит?
Она села на постели и, обхватив руками колени, смотрела на напряженную спину Рикардо. Он снова стоял так же, как тогда, когда ее ввели к нему в камеру, пытаясь как можно больше увеличить расстояние между ними.
– Ренальто сказал мне, что он надеется, что нас поместят в одну камеру, но я не понимаю причины этого. Почему Хурадо хочет, чтобы мы… – Лара остановилась, затем продолжила:
– Я думала, что хунта запрещает заключенным…
– Секс?
Рикардо повернулся к ней, и она испытала почти такой же шок, как тогда, когда переступила порог его камеры. Совсем другим представляла она себе Рикардо Ласаро. На фотографиях в газетах можно было видеть правильные черты лица, красивые, слегка вьющиеся темные волосы и блестящие черные глаза. Но фотографии не могли передать окружающую его атмосферу жизненной силы и энергии. Сейчас давно не стриженые волосы густой волной покрывали плечи Рикардо, изношенный армейский мундир висел на исхудавшем теле, как на вешалке, но он держался необыкновенно прямо и уверенно и, несмотря ни на что, казался хозяином положения.
– Секс для Хурадо – только средство. Он считает, что я должен привязаться к женщине, с которой разделю постель. Ему нужно оружие против меня.
– Но какое же это оружие?
– Пытки. Хурадо не удалось получить нужную информацию, пытая меня. И он хочет получить ее, заставив страдать близкого мне человека. Здесь это обычное дело. На глазах заключенного пытают его семью, чтобы сломить волю. – Рикардо горько улыбнулся. – На вашем месте я бы поостерегся следовать его совету и стараться мне понравиться. Это может привести к очень тяжелым последствиям для вас.
– Хуже, чем групповое изнасилование?
– С этого они скорее всего начнут, – спокойно объяснил Рикардо. – И заставят меня смотреть, если Хурадо решит, что вы что-то значите для меня.
Лара невольно вздрогнула.
– Я чувствую себя куском мяса на прилавке.
Девушка говорила искренне. Что это за мир, в котором люди, подобные Хурадо, распоряжаются чужими жизнями, как пешками в шахматной игре!
– Но я не кусок мяса и не наложница из гарема. И я ненавижу, когда со мной обращаются подобным образом. И я сделаю все от меня зависящее, чтобы вы не захотели меня как женщину, даже если мне придется вас кастрировать!
Легкая улыбка сделала его лицо одновременно нежным и грустным.
– Вот это характер. Надеюсь, ваше возбуждение не вызвано надеждой на эту операцию? Он подошел к Ларе.
– У вас посинела щека. Рикардо коснулся больного места, и Лара почувствовала, как ее захлестнула горячая волна.
– Я уже причинил вам боль. Мне очень жаль, Лара.
Хурадо назвал Рикардо Ласаро чувственным человеком. И сейчас Лара ясно видела, что негодяй сказал правду. Чувственность пронизывала все его существо: полные, резко очерченные темные губы, румянец на худых щеках, биение пульса в голубой жилке на сильной загорелой шее. Почему так трудно отвести глаза от этого движения его жаркой крови?
Даже она сама с трудом расслышала свой голос:
– Мне уже не больно.
– Не больно?
Рикардо нежно провел ладонью по щеке Лары, глядя в ее глаза. Ларе показалось, что в камере стало душно. Она не могла ни пошевелиться, ни отвести взгляд. Дышать стало трудно, как перед грозой.
– Это хорошо. – Рикардо убрал руку. – Я бы дорого заплатил за то, чтобы иметь возможность сказать, что уберегу вас от любой боли, но я не смогу сделать этого. Я не стану предателем. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Если дела пойдут плохо, я не допущу, чтобы ваши страдания повлияли на меня.