— Да, я устал от своего образа жизни и полагаю, пришло время вновь вернуться к архитектуре. Тедди Чалмерс говорит, место там — просто чудесное, а для человека с предпринимательской жилкой — так и вообще кладезь возможностей.
— Твои намерения заслуживают восхищения, Дэвид, и я рад, что ты решил заняться таким достойным проектом, однако, боюсь, твой отец связал мне руки в том, что касается возможности предоставления тебе необходимых средств.
— Я знаю, он сказал вам, чтобы вы ничего не давали мне, но ведь не может же он запретить вам распоряжаться собственными деньгами? — осведомился виконт, ковыряясь вилкой в жарком из риса с рыбой и пряностями.
— Мой сын — злопамятный упрямый человек. Он связал мои ликвидные активы и свободные средства, так что у меня попросту и близко нет той суммы, которая бы тебя устроила. Мне очень жаль, Дэвид, и если бы я мог помочь тебе, то сделал бы это без промедления. Но твой отец по-прежнему очень зол на тебя из-за той злосчастной девчонки Мерриоттов.
Виконт отложил в сторону вилку, окончательно лишившись аппетита.
— Отец, — прошипел он сквозь стиснутые зубы. — Сначала он жалуется, что я веду никчемный образ жизни, а потом, когда хочу взяться за настоящее дело и составить себе имя, сует мне палки в колеса.
— Он не отступится, Дэвид, и мне очень жаль, что я не могу помочь тебе. Но разве ты больше не можешь обратиться к кому-нибудь другому?
— Только не за такой крупной суммой, дедушка. Это было бы неправильно. А банк полностью подпал под влияние отца и не одолжит мне ни пенни. Он вполне успешно лишил меня свободы действий, если я не дам согласия на брак.
— Мне очень жаль, — вздохнул старый маркиз. — Я поговорю с ним о тебе, однако не стал бы возлагать большие надежды на то, что он передумает. Если уж он принял решение, то сам Господь Бог не заставит его свернуть с избранного пути!
Виконт одним глотком осушил свою чашечку с кофе и отшвырнул салфетку.
— Какая досада! Не хочется упускать столь прекрасную возможность, — сказал он. — А теперь позвольте оставить вас в покое. Бабушка дома?
— Нет, она уехала к друзьям в Брайтон и вернется лишь ближе к вечеру.
— В таком случае передайте ей мои наилучшие пожелания. Не смею вас больше задерживать.
Поднявшись, Дэвид почтительно пожал деду руку, а затем принял у застывшего наготове Бейтса шляпу.
Виконт решил прогуляться в Грин-парке и уже направился было к Букингемскому дворцу, но, не успев сделать и нескольких шагов, заметил, что навстречу ему идет не кто иной, как его собственный отец.
Глубоко вздохнув, Дэвид внутренне подобрался, готовясь к неизбежному неприятному разговору. Взаимоотношения отца с сыном оставались чрезвычайно натянутыми, и он понимал — очередной разговор окажется не из легких.
Заметив идущего навстречу сына, граф на мгновение приостановился, но потом решительным жестом скрутил газету в трубочку и двинулся вперед. На лице его появилось угрюмое, настороженное выражение.
— Дэвид, — сказал он, поравнявшись с виконтом, — что ты здесь делаешь?
— Ходил навестить деда, — ответил тот, ожидая неизбежной вспышки гнева.
Отец его не разочаровал.
— Ты сделал что? — взорвался граф, и лицо его побагровело. — Я же тебе говорил, чтобы ты держался от него подальше и не докучал ему своим попрошайничеством, сопляк ты неблагодарный!
— Но, отец, я надеялся возобновить свою карьеру архитектора и нашел усадьбу, на которой смог бы продемонстрировать свои способности любому…
Граф ухватил сына под руку и потащил его за собой в сторону Белгрэйв-сквер.
— Ты сейчас же пойдешь со мной и попросишь прощения за то, что опять надоедал ему своими просьбами.
— Отец, перестань обращаться со мной как с несмышленым ребенком, — взмолился виконт, пытаясь избавиться от крепкой отцовской хватки.
На следующий день рождения ему уже должно было исполниться тридцать, но отец вел себя так, словно сын по-прежнему оставался десятилетним мальчишкой. Кроме того, будучи единственным ребенком, Дэвид вынужден был взвалить на себя ответственность за все ожидания и планы в отношении семейства Кеннингтонов.
«Эх, если бы жива была мама, — подумал виконт, против воли возвращаясь в дом деда. — Она всегда поддерживала меня».
Однако его мать умерла вскоре после окончания сыном Кембриджа. Она заболела брюшным тифом, ухаживая за бедняками в лондонском Ист-Энде, и, не отличаясь крепким здоровьем, скончалась всего через несколько недель после заражения.