23 
Анхор возвращался домой в сумерках. У писца было много работы, но он не огорчался: если ум и руки человека заняты, ему не грозит голод и горькая слава бездельника. Анхор успел заслужить уважение жителей городка неутомимым трудолюбием и неподкупной честностью; его почтительно приветствовали, приглашали в гости, у него спрашивали совета самые влиятельные и богатые в Эффе люди. В Фивах такое было невозможно, там он навсегда остался бы одним из многих.
По прошествии пяти лет воспоминания о столице напоминали сон. Иногда Анхору чудилось, будто он никогда не видел, как величественные треугольники пирамид сверкают под лучами солнца, как играют красками выстроенные вдоль берегов Нила храмы, как зеленеют покрытые мирровыми деревьями террасы, как копошатся напоминающие маленьких черных муравьев рабочие, занятые на строительстве гигантских сооружений, возводимых по прихоти божественного фараона.
Анхор смирился со своей участью. При этом ему очень хотелось, чтобы судьба его детей сложилась иначе.
Размышления писца прервал местный ювелир, которого звали Мена. Мужчины остановились и раскланялись, а после Мена смущенно произнес:
— Не хочется об этом говорить, но я должен, ибо слухи разлетаются быстрее, чем выпущенные на волю птицы. Вчера я пришел домой раньше времени и случайно услышал разговор своего старшего сына с его приятелем Хетесом. Ты знаешь этого юношу?
— Он сын лекаря Баты, к которому я часто обращался, — спокойно ответил Анхор.
Мена нервно облизнул губы и, собравшись с духом, промолвил:
— Хетес хвалился моему сыну, будто тайно встречается с твоей женщиной, Харуей. Мальчишки думали, что их никто не слышит, потому Хетес говорил очень громко, да еще и смеялся. Разумеется, когда он ушел, я призвал сына к ответу. Сначала он отпирался, а позже сознался, что Хетес довольно часто рассказывает о своих похождениях, причем не только ему. Прости, но я считаю своим долгом предупредить тебя.
Пока ювелир говорил, Анхору казалось, будто ему на голову льют кипящую смолу, а когда Мена закончил, почудилось, что его выпотрошили живьем. Он купил Харую у ее родителей, но купить любовь женщины невозможно, потому Анхор довольствовался покорностью наложницы. Он никогда не думал, что Харуя может выйти из повиновения, отдаться другому мужчине.
Писец постарался взять себя в руки.
— А если Хетес лжет?
— Возможно. Но в любом случае нельзя допустить, чтобы сын Баты позорил имя такого уважаемого и известного человека, как ты! — заметил Мена.
— Да, это так, — медленно произнес Анхор, глядя на ювелира невидящим взглядом. — Скажи, если я предъявлю обвинение Харуе и Хетесу, ты и твой сын выступите свидетелями?
Мена кивнул.
На этом они расстались, и Анхор пошел домой не разбирая дороги. Ему случалось сталкиваться с предательством посторонних людей, но он никогда не думал, что самый больной удар может нанести член его семьи! В глубине души он знал, что Хетес говорил правду. В последнее время Харуя была сама не своя, хотя и старалась это скрывать. Анхор вспомнил, как Небет жаловалась на то, что молодая женщина не занимается детьми, что она часто ходит на рынок и чрезмерно увлечена косметикой и нарядами. Тогда он не придал этому значения, поскольку не привык вникать в подобные мелочи. Писец объяснял слова Небет ее ревностью. Вот уже много месяцев Анхор не заглядывал в спальню жены; он проводил ночи только с наложницей, ибо она была красивее и моложе. Однако Харуя все чаще находила предлоги, чтобы уклониться от близости со своим господином. А у писца было так много дел, что он и сам нередко предпочитал сон любовным утехам.
Вернувшись домой, Анхор велел жене подать ужин и медленно жевал, не понимая, что он ест. Небет молча прислуживала мужу; она всегда делала это сама, не доверяя служанкам. Харуи не было видно, и Анхор не стал спрашивать, где она и что делает.
После ужина писец отправился спать, а на следующий день не пошел на службу.
Анхор собирался поговорить с Харуей, но судьба изменила его замыслы: в то утро торговец Бата отправил своего сына в дом писца с лекарством, который тот попросил приготовить. Обычно этим делом занимались слуги, но к самым важным и уважаемым людям Бата приходил сам или посылал Хетеса.
Юноша как ни в чем не бывало вошел в дом человека, имя которого он опозорил и словом, и делом.
Солнце стояло высоко над головой — торжественно сияющий, великий, безмолвный бог, способный озарить любой уголок земли, но не могущий осветить глубины человеческой души.
23 
