Шаги замерли, снова зазвучали, помедлили, опять замерли – и зазвучали еще громче и ближе.
– Эй? – опять спросил Ной – уже громче. Все нервы у него натянулись сильнее. Он сглотнул. Непонятно, почему он чувствует эту странную смесь – одновременно страха и какой-то надежности. Когда он заблудился на всю ночь в лесу, ему было совсем не так. Родителям тогда пришлось идти его спасать, пока не съели волки. Вот это было страшно. Или в тот день, когда он не смог выбраться из погреба, а там не было света. Защелка упала, и дверь не открывалась. Тогда была просто досада. А тут – что-то совсем другое. Ной чувствовал, что здесь он и должен быть, только ему лучше приготовиться к тому, что произойдет дальше.
Мальчик повернулся и посмотрел на выход из лавки. Вот только – и это всем сюрпризам сюрприз – двери на месте больше не было. Наверное, он просто зашел так глубоко, что ее уже не видно. Хоть он не помнил, что как-то слишком уж далеко заходил, да и сама лавка поначалу казалась не очень велика. Во всяком случае, не настолько, чтобы в ней потеряться. Более того, если обернуться, из лавки вообще никакого выхода не видно, не горят никакие стрелочки. За спиной у Ноя – лишь сотни деревянных марионеток, и каждая нахально смотрит на него, улыбается, смеется, хмурится, грозит. На лицах у них всевозможные чувства, какие только можно себе представить, и добрые, и злые. Все выражения. Ной вдруг почувствовал: все эти куклы никакие ему не друзья, они подступают к нему все ближе, окружают его, стягивают вокруг него кольцо.
«Кто он вообще такой?» – перешептываются они.
«Чужак».
«Чужаков мы не любим».
«Да и нелепый он какой-то, нет?»
«Не по годам коротышка».
«Может, в рост еще просто не пошел».
«Но шевелюра ничего так».
Голосов становилось все больше, хотя ни один не звучал громче шепота, и вскоре Ной уже не мог разобрать никаких слов – все говорили одновременно, и слова сливались в язык, которого мальчик не понимал. И теперь марионетки смыкались вокруг него. От страха Ной выставил перед собой руки, зажмурился, повернулся на месте и досчитал до трех, думая, что такого быть никак не может, а когда он опустит руки и откроет глаза, лучше будет завопить во всю глотку, тогда уж точно кто-нибудь прибежит и спасет его.
Раз,
Два,
Три…
– Здравствуй, – тут же произнес мужской голос. В лавке прозвучал только он, потому что хор марионеток немедленно стих. – И кто же ты такой?
Глава пятая
Старик
Ной открыл глаза. Марионетки больше не окружали его так, будто сейчас погребут под своими деревянными телами. Бормотание стихло. Шепотки растворились в воздухе. Все, казалось, вернулись на свои места на полках, и Ной понял, до чего нелепо было даже думать, будто они за ним наблюдают или говорят о нем. Они же, вообще-то, не настоящие – это всего-навсего марионетки. А настоящий тут – это пожилой человек, заговоривший с ним. Он теперь стоял в нескольких шагах и слегка улыбался, словно ждал этого визита очень долго и доволен, что он наконец состоялся. В руках у старика было небольшое полено, и он потихоньку ковырял его стамеской. Ной от волнения быстро сглотнул слюну, а от внезапности невольно вскрикнул.
– Ох, батюшки, – произнес старик, переводя взгляд на мальчика. – Ну вот такого точно не нужно.
– Но тут же только что никого не было, – ответил Ной, изумленно озираясь. Входной двери по-прежнему нигде не было видно, поэтому откуда возник старик – загадка. – И я не слышал, как вы зашли.
– Я не хотел тебя пугать, – ответил старик – действительно очень старый старик, даже старше Ноева дедушки. Шапка желтых волос у него походила на овсянку, в которую всыпали кукурузы. А глаза были очень яркие, и Ной поймал себя на том, что пристально в них смотрит. Но вот кожа на лице до того морщинистая, что Ной раньше такой и не видел, пожалуй. – Я работал внизу, только и всего. А потом услышал шаги. Поэтому решил, что лучше бы мне подняться, посмотреть, не помочь ли чем покупателю.
– Шаги и я слышал, – сказал Ной. – Только я был уверен, что они ваши, когда вы поднимались по лестнице.
– Батюшки, да нет же, – ответил старик, качая головой. – Я бы вряд ли услышал собственные шаги и пошел узнавать, в чем дело, правда? Должно быть, шаги были твоими.
– Но вы же были внизу. Сами так сказали.
– Правда? – переспросил старик и нахмурился, а подбородок в задумчивости почесал. – Не помню. Все это так давно было, верно? Боюсь, память у меня уже не та, что раньше. Вероятно, я услышал дверной колокольчик.