Я проталкиваюсь сквозь толпы людей, которые смеются, пьют, едят нечто такое, к чему я отчаянно стараюсь не присматриваться, и бросаю через плечо:
— И чем ты оправдываешь количество людей, которые каждую ночь умирают или становятся рабами, чтобы твоя проклятая империя могла расти?
— Как и в тюрьмах, темная часть «Честерса» может быть рождена лишь в моральном вакууме. Не я сотворил этот вакуум, — бормочет Риодан у меня за спиной, почти мне в ухо.
Его рука лежит у меня на талии, он проводит меня в обход шумной путаницы по большей части обнаженных людей.
— Но ты им пользуешься. Это ничем не лучше.
— Мы все животные. Волки или овцы. Акулы или тюлени. А также бесполезные напыщенные павлины.
Я не удостаиваю ответом эту его подначку. Пусть считает меня павлином. Все лучше, чем ходячая «Синсар Дабх».
— Я всего лишь не отказываю моим посетителям в праве выбирать, каким животным им хочется стать. Если мне говорят: «Простите, мистер Риодан, можно, я побуду жертвенным ягненочком?», я отвечаю: «На гребаное здоровье. Прекрати потреблять кислород, которого другие заслуживают куда больше, чем ты».
— Ты презираешь своих клиентов.
— Я презираю не их. Я презираю то, что презирает всякий воин.
— Слабость? Не все могут быть такими же сильными, как ты или я.
Он тихо смеется мне в ухо — над тем, что я отнесла нас к одной категории.
— Я презираю их желание умереть. Люди приходят в «Честерс» по собственной воле. Я даю им то, что они хотят. И не несу ответственности за то, насколько безнравственны их пожелания.
Риодан кладет руку мне на плечо.
— Помедленней. Сначала ты определишь, есть ли в моем клубе другие Принцессы. И только когда убедишься, что их больше нет, поднимешься по той лестнице.
Я злюсь, но он прав. Я торопилась, ни на что не обращая внимания. И спеша уничтожить любую, способную приковать Бэрронса к постели, я совершенно забыла о необходимости искать и других Принцесс.
Я останавливаюсь и полностью замираю — ну, насколько это возможно с моим Невидимым поездом, который никак не научится читать язык моего тела и врезается в меня с легкими взрывами желтой пыли.
Я отталкиваю Невидимых прочь и позволяю первобытному безумию захлестнуть меня, принимаю его, открываю свое сознание и ищу в нем милый, холодный ши-видящий центр.
«Используй меня. Я лучше», — мурлычет мне «Синсар Дабх».
Я позволяю По вести беседу, отказываясь подключаться. Потому что Книга бегает и скачет от каждого моего ответа, каким бы безобидным он ни был, словно свихнувшийся бывший парень, жаждущий эмоционального отклика. Так что пока мой разум занят повторением сложных строф, я тоже не могу слышать Книгу, и в этом дополнительный плюс: я не ввязываюсь в бездумные ответы, не отвлекаюсь от происходящего снаружи.
Раньше, когда я только приехала в Дублин, от присутствия Фей меня начинало тошнить, от некоторых особо сильно. Я чуяла их в буквальном смысле нутром, как метафизическую кислоту. В тот день, когда я, ничего не подозревая, вошла в Темную Зону, расположенную по соседству с «Книгами и сувенирами Бэрронса», последние пару кварталов я едва могла переставлять ноги из-за тошноты.
Но постоянная близость к объекту притупляет чувствительность — за исключением, конечно, постоянной близости к Бэрронсу, действующей с точностью до наоборот. Так что в последнее время, в тех редких случаях, когда я убирала тщательно выстроенную блокаду от непрестанного шума и пыталась учуять Фей, отсутствие выматывающей тошноты позволило мне сделать открытие: каждая каста излучает определенную частоту.
Над акрами хрома и стекла, известными как «Честерс», за пределами, доступными обычному человеческому уху, звучит скрытая симфония. Это музыка Фей: гортанный, воинственный гул Носорогов; пронзительный звон мелких летучих фей, которые напоминают Динь-Динь с переизбытком форм и убивают смехом; зловещие колокола стражей в красно-черной униформе, раньше служивших Дэрроку; песня сирен от Дрильи и ее нового консорта, так похожего на погибшего Вэлвета, что он мог бы быть его братом.
Я исключаю разнообразие каждого клуба, пока не остается только одна песня: звучание Светлых и Темных одновременно.
Это судорожно-рваная какофония. Она пробирает меня до последнего нерва. Интересно, слышат ли ее Феи, и не из-за нее ли Темный и Светлый Дворы пытались уничтожить друг друга миллионы лет назад — они в буквальном смысле слова не выносят музыки друг друга. Люди убивают и за меньшее.