5 
Его ресницы дрогнули, веки приподнялись. Вначале он никак не мог понять, где находится и что произошло, но потом, кажется, узнал ее. Она успокаивающе сжала его пальцы. Он попытался заговорить, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Но прежде чем вновь провалиться в забытье, сумел пробормотать:
– Зубрилка?
Рейф ругался с медсестрой, когда Джессика вошла в его палату. Он прервал поток обвинений и удивленно воззрился на Джессику, потом снова начал препираться:
– Оставьте меня в покое, говорю я вам! Когда я захочу помыться и побриться, то сделаю это сам. А сейчас уйдите, чтобы я мог одеться.
– Одеться? Мистер Маклеон, вам еще не разрешено вставать!
– Вот как? Посмотрим!
Джессика решила, что пора вмешаться.
– Может быть, когда мистер Маклеон выпьет чашку кофе, у него возникнет желание привести себя в порядок.
Медсестра явно обрадовалась поводу ретироваться. Джессика осталась с Рейфом наедине. Лицо его было мрачнее тучи.
– Я решил, что ты мне приснилась, – заметил он.
– Нет. Как видишь, я действительно здесь. – Она налила ему кофе и протянула чашку.
Он взял и рассеянно сделал глоток.
– И что, позволь узнать, ты тут делаешь?
– Вчера я случайно оказалась на родео, где ты выплясывал на том быке. Привела туда супружескую пару из Огайо. Они собираются жить в Мэрисвейле и присматривают здесь домик.
– Это объясняет, что ты делала на родео. А что ты делаешь здесь, в больнице?
– Мы с тобой давно знаем друг друга, Рейф. Рядом не было никого, кто бы присмотрел за тобой. Твои родные не простили бы мне, если бы я не поехала с тобой в больницу. И я сама никогда не простила бы себе.
Он отставил в сторону пустую чашку.
– Собираешься читать мне нотации?
– Нет.
Рейф хмыкнул.
– Этим ты отличаешься от моей родни. Они обожают читать мне нотации. Все хотят спасти меня от меня самого. А я только хочу, чтобы меня, черт побери, оставили в покое!
– Они любят тебя.
– Моя жизнь принадлежит мне! – гневно воскликнул он. – Кто они такие, чтобы указывать мне, как жить, а?! – Он перевел взгляд на Джессику и, немного успокоившись, продолжил: – Ты настоящий друг, Зубрилка, и именно потому, что мы хорошие друзья, я прошу оставить меня там, где нашла.
– И что бы я была за друг, если бы покинула тебя в час беды?
– Но если ты тут останешься надолго, может случиться что-то по-настоящему ужасное, чего бы мне очень не хотелось.
– Например? – усмехнулась она.
– У меня дар наживать врагов.
Джессика посерьезнела.
– Никогда, Рейф.
– Ты уже позвонила моим родным?
– Нет. Я хотела сначала спросить тебя об этом.
– Не звони им.
– Думаю, они хотели бы знать, Рейф.
– Они узнают достаточно скоро и сделают из этого проблему.
– Ничего удивительного, ты же мог погибнуть.
– Невелика была бы потеря.
– Для тебя – возможно, но не для них.
Он раздраженно отвернулся.
– Послушай, Джесс…
– А что случилось с Зубрилкой?
Рейф повернул голову и внимательно оглядел ее. В детстве рыжие волосы с возрастом стали светло-каштановыми с золотистым отливом. Они по-прежнему завивались и были непослушными, но она научилась искусно укладывать их. Очки сменились контактными линзами. Годы с пластинками, выпрямляющими зубы, подарили ей идеальную улыбку. Худое как щепка тело в конце концов налилось и стало женственным. Она все еще была тонкой, но со всеми привлекательными изгибами и выпуклостями во всех нужных местах.
Теперь Джессика Стивенс уже не выглядела тем книжным червем, которого все ребята звали Зубрилкой. В те годы, когда самые популярные девчонки ее класса становились участницами спортивных и танцевальных команд, она была председателем дискуссионного клуба и президентом лингвистического общества.
В то время как ее более фигуристых одноклассниц короновали как победительниц конкурсов красоты, она получала награды за выдающиеся успехи в учебе. Родители говорили ей, что это важнее, но Джессика была достаточно сообразительна, чтобы понять, что это не совсем так. Она променяла бы все свои грамоты на одну усеянную фальшивыми бриллиантами диадему и коронационный поцелуй президента класса Рейфа Маклеона. Мало кто знал, что ученица, удостоенная чести произнести речь прощания со школой, мечтает о чем-то ином, кроме признания ее академических достижений. Действительно, ну кто бы мог подумать? Зубрилка она и есть Зубрилка.
Но теперь Рейф пересмотрел свое мнение. Оценив ее внешность, он сказал:
5 
