Ты похожа на фанатку Пэт Бенатар, — говорит Дэнни.
Прямо в точку, — изумленно отвечаю я. Пристегиваюсь ремнем и закрываю лицо руками, когда мы проезжаем мимо мамы, стоящей на автобусной остановке.
Как я понимаю, твоя мама понятия не имеет о том, что ты задумала, — говорит он.
Мне кажется, что мама слишком занята тем, чтобы защитить моего брата, где бы он ни находился, и даже не заметит, как я покинула свою комнату.
Ты должна понимать вот что, — продолжает прокурор. — Именно ты настаиваешь на том, чтобы было предъявлено обвинение в покушении на убийство, а это значит, что оно должно содержать три признака: злой умысел, преднамеренность и намерение убить. Мы не должны доказывать это присяжным, но обязаны расставить точки так, чтобы они смогли воссоздать нею картину. Если этих трех признаков нет — это не убийство. Ты понимаешь, о чем я веду речь?
Я смотрю на него. Важно не то, что он говорит, а о чем молчит.
Я сделаю все, что потребуется, чтобы продлить жизнь отца.
Он бросает на меня удовлетворенный взгляд и кивает.
Можно вопрос? — спрашиваю я. — Почему вы передумали?
Вчера мне позвонила сестра. Она была очень расстроена происшествием на работе. — Он обхватывает руль рукой. — Оказывается, какой-то мужчина взбесился в палате своего отца — в той самой палате, где она стояла у аппарата искусственной вентиляции легких. — Он смотрит на меня. — Она и есть та медсестра, которую оттолкнул с дороги твой брат.
Я ожидаю увидеть внушительный, облицованный деревянными панелями зал суда с высокой скамьей, на которой председательствует седовласый судья. И крайне удивлена, увидев, что присяжные — это группа обычных людей в джинсах и свитерах, которые сидят вокруг стола в комнате без окон.
Я тут же пытаюсь натянуть свитер на свое слишком модное розовое платье.
На столе лежит диктофон, от чего я начинаю еще больше нервничать, но потом, как и учил Дэнни Бойл, сосредоточиваю все внимание на прокуроре.
Это Кара Уоррен, — представляет он меня группе собравшихся. — Кто-нибудь знаком со свидетельницей?
Люди у стола отрицательно качают головами. Блондинка со стрижкой паж (ее челка ниспадает наискось к подбородку) напоминает мою учительницу. Она встает и протягивает мне Библию.
Поднимите правую руку... — велит она и тут же понимает, что у меня правая рука в гипсе. Раздается неловкий смешок. — Поднимите левую руку и повторяйте за мной...
Эта часть совсем как показывают по телевизору: я клянусь говорить правду, только правду и ничего, кроме правды, да поможет мне Господь.
Кара, — просит Дэнни, — назови, пожалуйста, свою фамилию и адрес.
Кара Уоррен. Нью-Гэмпшир, Бересфорд, Статлер-хилл, сорок шесть, — отвечаю я.
С кем ты живешь?
С папой. Жила.
Окружной прокурор указывает на мою руку.
Мы видим, что у тебя рука забинтована. Что произошло?
Мы с папой попали в серьезную аварию неделю назад, — объясняю я присяжным. — Я сломала лопатку. Мой отец до сих пор без сознания.
Лежит в коме?
В вегетативном состоянии, как называют это врачи.
У тебя есть другие родственники?
Мама. Она вышла замуж второй раз. И брат, которого я не видела шесть лет. Он живет в Таиланде, но когда папа пострадал, мама позвонила брату, и он вернулся домой.
Какие у тебя отношения с братом? — спрашивает Дэнни.
Какие могут быть отношения! — равнодушно отвечаю я. — Он уехал и не захотел ни с кем из нас общаться.
Как давно ваш отец в больнице?
Восемь дней.
И какие прогнозы делают врачи?
Еще рано о чем-то говорить, — отвечаю я. Разве я не права?
Вы с братом обсуждали ситуацию с отцом?
Неожиданно в желудке поселяется пустота.
Да, — отвечаю я, и, помимо моего желания, на глаза наворачиваются слезы. — Мой брат просто хочет, чтобы все поскорее закончилось. Он считает, что конец один. Но я... я хочу, чтобы отец жил долго и доказал брату, как он ошибается!
Отец общался с твоим братом за эти шесть лет, что он жил в Таиланде?
Нет, — отвечаю я.
Он когда-нибудь вспоминал твоего брата?
Нет. Они крупно поссорились. Поэтому брат и уехал.
А ты, Кара, поддерживала связь с братом? — продолжает задавать вопросы Дэнни.
Нет.
Я смотрю на одну из присяжных. Она качает головой. Интересно, она так реагирует на отъезд Эдварда или на мое нежелание общаться с ним?