Я ставлю перед ней тарелку с лок-лаком, маринованным мясом.
Наверное, у тебя дар такой.
Отвезешь меня в больницу?
Нет. Мне необходимо поговорить со своим подзащитным. Если хочешь навестить папу, придется налаживать дипломатические отношения с мамой.
Отлично! — бормочет она, потом поднимает на меня глаза. — А Эдвард знает, что я сделала?
Да. — Я сажусь напротив и облокачиваюсь о стол. — Он слышал все твои показания.
Держу пари, он жаждет моей крови.
На твоем месте я бы поостерегся разбрасываться подобными вещами, — предупреждаю я. — А то можешь сама оказаться за решеткой. За лжесвидетельство.
На самом деле я не хочу, чтобы он попал в тюрьму. Если бы дело зашло так далеко, я бы призналась...
Закон не подвластен прихотям семнадцатилетней девчонки. Если штат выдвигает обвинение, ты уже не владеешь ситуацией.
Она морщится.
Я не хотела обманывать. Просто слетело с языка.
Совсем как в тот раз, когда ты солгала полиции, что не пила в день, когда произошла авария? — уточняю я.
Кара поднимает голову и смотрит на меня. Ее глаза расширились от удивления, и я вижу, что в них плещется какая-то тайна, как карпы в темных тенях пруда.
Да, — признается она.
Ты солгала не только об этом, верно? — нажимаю я.
Она молча качает головой.
Я надеюсь, что наше совместное приготовление блюд камбоджийской кухни перетечет в беседу. Надеюсь, что со мной, поскольку я не являюсь частью вселенной этой семьи, а только ее спутником, она будет более откровенна. Но хлопает входная дверь, и из прихожей, как наполненные гелием воздушные шарики, летят голоса близнецов.
Папочка! Папочка! — кричит Элизабет. — Я нарисовала для тебя русалку!
Джейсон, давай развяжу тебе сапоги, — говорит Джорджи.
Ее голос до сих пор дрожит, и я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понять: она рада возможности отвлечься. Она благодарна этим пухленьким ручкам, которые обхватывают ее за шею, пока она развязывает сапоги сына. Благодарна его запаху, запаху невинного ребенка, когда она зарывается лицом в его шейку. Спустя мгновение близнецы влетают в кухню и, подобно моллюскам, повисают на моих ногах. Элизабет поднимает еще влажный рисунок, сделанный пальчиками, вверх, и краска капает ей на ручки.
Точно русалка, — говорю я. — Как думаешь, Кара?
Но стул, где она только что сидела, уже пуст. Тарелка с лок-лаком нетронута и продолжает дымиться — первое камбоджийское блюдо, которое я приготовил для нее и которое она не съела.
Я удивляюсь тому, как человек может незаметно исчезнуть в мгновение ока.
И тут мои мысли возвращаются к Люку Уоррену.
В тот же день я получаю от Бойла сообщение. Без текста, только снимок заявления о снятии обвинения, которое он послал в суд.
Еду в старый дом Джорджи. Дверь открывает Эдвард, на нем фирменная футболка школы Бересфорда и потертые спортивные штаны.
Он не выбросил мои вещи, — говорит Эдвард. — На чердаке стоит коробка. Как вы думаете, что это означает?
Ты слишком много думаешь, — отвечаю я и протягиваю ему паспорт. — Поздравляю. Возвращайся к своей прежней жизни.
Не понимаю...
Обвинительный акт аннулирован. Все обвинения сняты. Можешь ехать в больницу, навестить отца; можешь вернуться в Таиланд, если хочешь, — можешь делать все, что хочешь, ехать, куда пожелаешь. Как будто ничего не произошло.
Эдвард заключает меня в медвежьи объятия.
Не знаю, что и сказать, Джо. Честно. То, что вы для меня сделали...
Я сделал это для твоей мамы, — признаюсь я. — Поэтому, пожалуйста, подумай о ней, прежде чем нырять в омут с головой.
Эдвард смущенно кивает.
Хочешь поехать к нам? Повидаться с мамой? Уверен, она бы обрадовалась.
Сначала в больницу, — отвечает Эдвард. — Узнаю, как там дела.
Я уже открываю рот, чтобы пожелать ему удачи, как раздается звонок в дверь. Я иду за Эдвардом в прихожую и, когда он открывает дверь, вижу на пороге мужчину в кожаной куртке и шерстяной рыбацкой кепке.
Простите за беспокойство, — говорит он. — Я ищу Эдварда Уоррена.
Это я.
Визитер протягивает ему голубой конверт.
Вас вызывают в суд, — сообщает он, улыбается и уходит.
Эдвард достает из конверта сложенный юридический документ. «По делу Люка Уоррена», — читаю я надпись сверху.
Что это? — спрашивает он.
Я беру у него из рук бумаги и быстро просматриваю.