56 
Вся ее жизнь стала иной, и она сама — другая. Будто по взмаху руки невидимого волшебника все так стремительно изменилось.
— Но я ведь счастлива, — прошептала она, и внутренний голос моментально отрезвил ее:
«Вот это — счастье?»
Ответа на этот вопрос у Джин не было. Откуда ей знать, что есть настоящее счастье?! Но мысленно она еще раз сказала себе: «Будь осторожна! Не забывай ни о чем!»
Счастливое выражение тут же сбежало с лица Джин, и она с горечью подумала о том, что помнить — просто, гораздо труднее забыть. Тайна, которая лежала у нее на сердце, давила тяжелым грузом. Порой ей казалось, что бремя чужих грехов неотвратимо преследует ее и от него нет избавления.
«Помни!» Да, она помнит и всегда будет помнить. Более того, свою будущую жизнь она должна прожить в строгом соответствии с этим наказом. Радостное возбуждение сменилось унынием. Она по-прежнему одна, одна в целом мире, и ей не с кем поделиться своим горем. На кого она может опереться, с кем посоветоваться, к кому прийти за помощью? Джин снова подошла к окну. Какое-то время она стояла, любуясь величественно прекрасным пейзажем, чувствуя, как тоска постепенно отступает прочь, а на смену ей приходит спокойствие и умиротворение.
— Господи! — взмолилась она. — Помоги мне! Помоги мне сохранить благоразумие. Помоги остаться такой, какая я есть!
Затем она подошла к дверям миссис Мелтон и тихо постучала.
Мать Толли сидела в кресле с закрытыми глазами. При виде Джин она встрепенулась, и девушка поняла, что женщина не дремала, а скорее блуждала мыслями в далеком прошлом. Ее приветственная улыбка получилась несколько натянутой.
— Уже готова? Так скоро! А я вот замешкалась! Сейчас помою руки, и пойдем вниз. Толли нас уже, наверное, заждался.
Миссис Мелтон скрылась в ванной комнате. Джин обвела взглядом номер. Он уже не выглядел нежилым, присутствие новой постоялицы проступало даже в мелочах. На кровать был брошен красивый ночной халат из пурпурного бархата, такого же цвета шлепанцы выглядывали из-под кровати. На туалетном столике были разложены расчески и щетки для волос в оправе из розовато-лиловой эмали, легкая кружевная накидка, источающая тончайший запах дорогих духов, небрежно брошена на спинку стула. На прикроватной тумбочке — стопка книг, а за ними — фотография в рамке.
Конечно же это снова был Стивен Мелтон. Но фотография была другой. Это был портрет, сделанный в студии. В отличие от первого у Джин снимок не вызвал никакого волнения. Разве что она еще раз отметила про себя, что муж Маргарет был хорош собой. Обаятельное умное лицо, во всем облике ощущается значительность, достоинство и сила. «Конечно же я просто нафантазировала тогда, — снова сказала себе Джин, — будто он хочет мне что-то сообщить. Какие глупости!» Но в ту же минуту она поняла, что здравый смысл снова отступает и возвращается предчувствие некой тайны.
Надо бы при случае спросить у Толли, много ли времени проводили его мать и отчим в доме на Беркли-сквер. Впрочем, вряд ли такой вопрос будет уместен в ее устах.
Говорят, стены обладают способностью впитывать настроение живущих в них людей. Не этим ли объясняются ее странные ощущения в спальне миссис Мелтон, пока она разглядывала фотографию Стивена? При желании всему можно найти логическое объяснение. Но Джин оно нисколько не убедило. Она точно знала: в спальне миссис Мелтон, поражающей воображение своей изысканной роскошью, случилась беда. Произошло что-то такое, что трудно описать словами. А потому ее тревожное волнение, причины, по которым она оказалась в доме на Беркли-сквер, — все это не имеет никакого отношения ни к самому портрету, ни к тем чувствам, которые фотография пробудила в ней.
Что это было? Почему одна фотография этого человека привела ее в такое волнение, а другая оставила равнодушной? Ответа у Джин не было. Одно она знала точно: некий рок витал в той комнате. В детстве ей пришлось пережить подобные ощущения, о которых она, взрослея, просто забыла.
Погруженная в свои мысли, Джин не заметила, как в комнату вернулась миссис Мелтон:
— Вот и я! Прошу прощения, что заставила вас ждать, дорогая!
Голос ее звучал очень странно, и от неожиданности Джин даже вздрогнула. И одновременно страшно смутилась, будто ее застали за подглядыванием в замочную скважину. Она поспешно отвернулась от фотографии, но по выражению лица миссис Мелтон увидела — та поняла, что именно Джин так пристально изучала. Впрочем, мать Толли не проронила ни слова. Она лишь своей легкой, почти воздушной походкой пересекла комнату и, подойдя к тумбочке, без единого слова перевернула фотографию вниз лицом. В первую минуту Джин растерялась, а потом почувствовала, как кровь ударила ей в лицо. А потому она выпалила первое, что пришло ей на ум:
56 
