Особенно,... 
82 
Но, как мимоходом заметил Томас, мы оба изучали слонов, а не один – слонов, а второй – пингвинов. И поскольку из-за травмы от жизни в неволе в слоновьих заповедниках чаще, чем в дикой природе, можно наблюдать смерть и скорбные ритуалы, возможность продолжать исследование не ограничивалась Тули-Блок.
После отъезда Томаса в Нью-Гемпшир мы общались по секретному коду через научные статьи. Я отсылала ему подробные отчеты о стаде Ммаабо, которое продолжало навещать кости своего матриарха даже через месяц после ее смерти. В ответ он рассказал мне о смерти одной из своих слоних – теперь три ее подружки стояли в стойле, где она упала, и несколько часов пели рядом с ней поминальные песни. На самом деле я, когда писала: «Это может тебя заинтересовать», хотела сказать: «Мне тебя не хватает». А когда он писал: «Недавно вспоминал тебя», то в действительности говорил: «Я всегда думаю о тебе».
Создавалось впечатление, что ткань, из которой я состояла, порвалась, и Томас был той единственной цветной ниткой, которая могла залатать дыру.
Однажды, выслеживая Каджисо, я поняла, что она больше не гуляет со своим стадом. Стала обыскивать местность и обнаружила ее примерно в километре. В бинокуляры я заметила крошечное создание у ее ног и помчалась к месту, откуда лучше видно.
В отличие от большинства слоних, рожающих в дикой природе, Каджисо рожала одна. Стада ее рядом не было, никто не приветствовал ее трубными звуками и бесконечными прикосновениями, как во время воссоединения семьи, когда все пожилые тетушки спешат ущипнуть новорожденного за щечки. Каджисо тоже не праздновала. Она толкала неподвижного детеныша, который лежал у ее ног, пытаясь его поднять. Она переплела свой хобот с хоботом слоненка, но тот безвольно выскользнул из ее хватки.
Я и раньше видела, как рождаются слабые, дрожащие слонята, когда требовалось намного больше, чем обычные полчаса, чтобы он встал на ноги и, пошатываясь, зашагал рядом с мамой. Я прищурилась, пытаясь разглядеть, вздымается ли у слоненка грудная клетка. На самом деле достаточно было взглянуть на посадку головы Каджисо, на ее провисший рот, на бессилие в ее глазах. Все в ней, казалось, съежилось. Он уже все знала, даже если я и надеялась.
Неожиданно я вспомнила, как Лорато понеслась вниз по холму, чтобы защитить своего уже взрослого сына, в которого выстрелили.
Если ты мать – должна о ком-то заботиться.
Если у тебя отбирают детеныша – новорожденного или достаточно взрослого, чтобы иметь собственных отпрысков, – можно ли продолжать называться матерью?
Глядя на Каджисо, я поняла, что она потеряла не только детеныша. Она потеряла себя. И несмотря на то, что я зарабатываю на жизнь, изучая слонов, несмотря на то, что я видела множество смертей в дикой природе и хладнокровно описывала их, как и положено ученому, – сейчас я сломалась и расплакалась.
Природа – жестокая стерва. Мы, ученые, не должны вмешиваться, потому что царство зверей справляется само, без нашего вмешательства. Но я задавалась вопросом: могло бы сложиться по-другому, если бы мы узнали о беременности Каджисо на несколько месяцев раньше? Хотя я прекрасно понимала, что маловероятно, чтобы мы заранее узнали, что у нее будет детеныш.
С другой стороны, самой мне прощения не было.
Я заметила, что у меня прекратилась менструация, только когда перестали сходиться шорты и пришлось застегивать их на булавку. После смерти детеныша Каджисо, после того, как я пять дней провела, описывая ее скорбь, я отправилась из заповедника в Полокване, чтобы купить тест на беременность. Я сидела в уборной китайского ресторанчика, глядя на малюсенькую розовую полосочку, и ревела.
Вернувшись в лагерь, я взяла себя в руки. Поговорила с Грантом и попросила трехнедельный отпуск. Потом оставила Томасу голосовое сообщение, решив воспользоваться его приглашением посетить заповедник в Новой Англии. Томас перезвонил меньше чем через двадцать минут. У него возникла тысяча вопросов. Я не против того, чтобы ночевать в заповеднике? Надолго ли я приезжаю? Может быть, встретить меня в аэропорту Логан? Я ответила на все его вопросы, опустив одну важную подробность. А именно – что я беременна.
Права ли я, что скрыла от него свою беременность? Нет. Спишите это на то, что каждый день я погружалась с головой в общество, где царил матриархат, или на трусость: я просто хотела пристальнее, внимательнее присмотреться к Томасу, прежде чем позволить ему предъявить права на этого ребенка. В то время я еще не знала, буду ли его оставлять. А если и оставлю, явно буду воспитывать в Африке, сама. Я просто не считала, что одна-единственная ночь под баобабом давала Томасу право голоса.
82 
