40 
Маркиз молчал.
— Помогите… прошу вас, помогите… — взмолилась Антея. — Я знаю, для вас это не очень… много значит… но, кроме Гарри, у меня никого нет… он единственный во всем мире… любит меня… и я не могу… не могу потерять его…
Ее глаза наполнились слезами, вместившими в себя и страх, и горечь обиды, и безысходность.
Маркиз смотрел на нее, тщательно обдумывая ситуацию, прежде чем ответить.
— Теперь послушайте, Антея. Прежде всего нам нельзя допустить глупостей, и вы поступили правильно, обратившись ко мне за помощью. Что вы сказали Гарри перед уходом?
— Ничего, — всхлипнула Антея. — Чарли приехал, когда мы заканчивали обедать… А когда он рассказал, что наговорил про меня лорд Темплтон, я вскочила… и побежала к вам.
— Вы проявили весьма похвальное здравомыслие, и коль вы оказались такой благоразумной девушкой, я уверен, мы найдем выход, не рассердив вашего брата.
— Он очень… рассердится… если узнает, что я была в вашей спальне… и не меньше… если узнает, что я… встречалась с вами… не поставив его в известность.
— Вы хотите сказать, он вообще не подозревает о том, что мы знакомы? — недоверчиво спросил Иглзклиф.
— Гарри знает, что вы… говорили с «мисс Мелдозио»… и… вы просили ее принять на хранение фортепьяно… а я… еще не успела вас поблагодарить…
— Не нужно благодарностей, — покачал головой маркиз. — Я находил мое решение проблемы достаточно остроумным.
— Оно гениально, но Гарри уверен, что… кроме того раза… я с вами не разговаривала… и он не знает, что я… играла в гостиной…
— Ясно, — задумчиво произнес Иглзклиф.
— Когда я вернулась домой в субботу ночью, он спал, и нянюшка обещала не рассказывать ему, что мы поздно пришли.
— Я начинаю понимать… ситуация несколько запутаннее, чем я предполагал.
— Прошу вас… пожалуйста… скажите, что мне делать… Кроме того, мне теперь кажется… Гарри… будет очень… удивлен, что я пришла к вам.
— Полагаю, — чуть помедлив, молвил Иглзклиф, — нам следует чистосердечно признаться в том, что ваша смелость спасла мне жизнь. К тому же правда может быть преподнесена таким образом, чтобы она не огорчила вашего брата.
— Но… нельзя говорить ему… что вы… поцеловали меня… — прошептала Антея.
От смущения она не могла поднять глаз. Маркиз ответил очень тихо:
— Ну конечно же, нет. Это касается только нас двоих и останется между нами.
Эти слова подействовали на нее как бальзам, она почувствовала такое облегчение, что на миг прижалась головой к колену маркиза, выпустив его руку.
— Все будет в порядке, — заверил ее Иглзклиф. — Мы справимся с этой проблемой так же, как вы спасли меня от стилета Милли и подушки Темплтона.
Антея подняла голову.
— А… как?
— Предоставьте это мне. Я подозреваю — больше того, уверен, — что вы совершенно не умеете лгать. Ваши глаза выдают вас.
Не ожидая услышать от маркиза ничего подобного, Антея изумленно смотрела на него.
— В первую очередь, — продолжал между тем Иглзклиф, — нам нужно послать за вашим братом и Чарлзом Торрингтоном, попросить их прийти сюда немедленно. И тогда я им расскажу, какая вы смелая и отважная девушка и сколь я вам благодарен за то, что все еще жив.
— Г-гарри… рассердится… — ввернула Антея.
— При моей изобретательности — не рассердится, — прервал ее маркиз. — А теперь я предлагаю вам пойти в соседнюю комнату и поиграть на фортепьяно. Это успокоит вас, снимет страх, и, надеюсь, вы станете больше доверять мне.
Антея тяжко вздохнула.
— Вы… действительно думаете… что все будет в порядке?
— Я уверен, — ответил маркиз. — Просто делайте все так, как я скажу, и не забывайте: я ваш пациент, поэтому меня нельзя расстраивать или со мной спорить.
Антея поняла, что он пытается ее развеселить, и улыбнулась сквозь слезы.
Маркиз извлек из кармана халата белый надушенный платок, наклонился к девушке и отер слезы с ее бледных щек.
Это ей не показалось странным.
Напротив, такой порыв выглядел совершенно естественным.
Только сейчас Антея почувствовала себя разбитой и измученной стремительным бегом в Квинз Ху и придавившим ее страхом.
В это мгновение ей не хотелось даже садиться за фортепьяно.
Ей хотелось одного: оставаться рядом с маркизом.
Раз он взял всю ответственность на себя, волноваться больше незачем.
Одновременно она не могла отделаться еще от одной мысли.
40 
