– Если будете так хмуриться, получите преждевременные морщины.
– Я все же рискну.
– Не успеете сосчитать до пятидесяти, как ваша кожа из персика превратится в сморщенный чернослив, – пошутил Кингсли, улыбнувшись той искренней улыбкой, которая так нравилась Розали. Холодные глаза его на мгновение вспыхнули и потеплели.
Внезапно сильные руки притянули ее к себе, и совершенно серьезно Кингсли спросил:
– Как его зовут?
– Что? – опешила Розали, от удивления даже не пытаясь высвободиться. Ее ладони оказались прижаты к шелковой рубашке.
– Парня, из-за которого на вашем лице написано «Руки прочь».
– Понятия не имею, о чем вы говорите.
– Лгунья. – Он окинул взглядом ее покрасневшее лицо. – Кто-то обидел вас, сильно обидел. Как его зовут?
– Кингсли, отпустите меня.
– Мы можем стоять здесь всю ночь, но я узнаю его имя, – заявил Кингсли. – Чем больше мы общаемся, тем большей загадкой вы остаетесь. Мне это не нравится. – Синие глаза превратились в льдинки.
Розали вздернула подбородок.
– Я думала, у вас есть другие дела, кроме как думать обо мне.
Кингсли посмотрел на нее долгим внимательным взглядом.
– Вы снова намекаете на мое загруженное расписание? – спросил он. – Опять маленькая записная книжка?
Розали попыталась вырваться, но он только усилил хватку.
– Это вы заговорили о книжке. Я только…
– Я знаю, что вы хотели сказать, Розали.
Уорд наклонил голову и поцеловал ее.
Его губы были требовательными, голодными.
Этот поцелуй был совсем иным. Жгучее пламя.
Сначала Розали хотела отстраниться, но когда поцелуй стал глубже, нежнее, слаще, она забыла обо всем на свете, кроме желания, которое пробуждал в ней этот мужчина. Она ощущала тепло его тела, тяжесть рук, которые скользили по ее спине, прижимая к себе еще крепче. Она почувствовала, как возбудился он от поцелуя. И это было восхитительно – знать, что она его возбуждает.
Внезапный звонок телефона нарушил волшебство момента. Розали осознала, что они, должно быть, целую вечность стоят так – тесно прижавшись друг к другу и забыв обо всем на свете. Автоответчик начал записывать сообщение.
– Я не целовал бы тебя так, если бы у меня был кто-то еще, Розали, – прошептал Кингсли. – Я могу пригласить тебя на ужин или коктейль, на свидание, но мы никогда не будем заниматься любовью.
– Только платонические отношения? – В ее голосе слышалось недоверие.
– Только.
Разве ему можно верить? Она искала ответ в синих глазах, но не находила. Однажды Розали поверила мужчине, и что из этого вышло?
Мысль о Майлзе и собственной глупости заставила сердце сжаться от страха. Видимо, что-то промелькнуло в ее глазах, потому что Кингсли сказал:
– Рано или поздно тебе придется снова решиться зайти в воду, ты же знаешь.
– Что знаю? – Розали сделала вид, что не поняла его.
– Ты слишком красивая и желанная, чтобы оставаться одной. Кто бы он ни был и что бы ни сделал, будущее в твоих руках и все зависит только от тебя. Ты веришь мне?
Она молчала. Ощущение эйфории, испытанное в его объятиях, испарилось. Розали тихо произнесла:
– Его зовут Майлз Стюарт.
– И?… – так же тихо спросил Кингсли.
– Мы встретились, когда мне было восемнадцать, потом поженились, а через два года развелись. – В глазах застыла боль.
– Ты тогда училась в университете?
Она кивнула. Больше она ничего не скажет.
– Он обидел тебя? – спросил Кингсли, заранее зная ответ.
– Я не хочу об этом говорить, – отрезала Розали.
– Хорошо, но то, что я сказал, правда. Он в прошлом, а ты должна жить настоящим.
Кингсли понятия не имеет, о чем говорит, ведь это произошло не с ним.
– Ты была у психотерапевта?
– Здесь Англия, а не Америка, – с иронией напомнила Розали. – И я уже сказала, что не хочу говорить об этом. Все равно ничего бы не помогло.
Биение сердца в груди оглушало. Она не хотела вспоминать о Майлзе. Комок подкатил к горлу. Даже сейчас, десять лет спустя, ей так же больно, как тогда. Есть вещи, о которых нельзя говорить с другим человеком.
– Я вышла за него замуж. Это была ошибка, вот и все. – Нет, далеко не все…
– Как скажешь, – сдался Кингсли. – Но, говоря о нас…
– О нас? Откуда…
– О нас, Розали, нравится тебе это или нет. С того самого момента, как мы встретились. Называй это влечением или как угодно, но твое тело знает, что хочет меня, хоть разум и отказывается это принять.