Или она по неопытности и глупости попала туда, где ей нет никакого смысла и повода находиться.
— А почему племянница крупного бизнесмена и финансиста шпионит за моей семьей?
— За вашей семьей?!
— Я Сомаль Дало. А дом, который вы пытались сфотографировать, принадлежит моей семье.
— О черт, — простонала Николь, — ну и в положеньице я попала! — Надо отдать мне должное, мысленно усмехнулась она, чем старше я становлюсь, тем более серьезные ошибки совершаю.
— Вы усложнили ситуацию стократно, — сказал ей министр.
Потом он перешел на диула и сказал Абобо, чтобы тот вернул девушку в камеру. С бесстрастным выражением лица Сомаль наблюдал за горячими протестами Николь. Его девизом было: «Никогда не позволяй другому узнать твои мысли и чувства». Сейчас это пришлось весьма кстати.
Сомаль снова повернулся к окну. Но он не видел ни буйной зеленой растительности, ни серебристой глади озера. Не видел он и бескрайнего простора Атлантики где-то там, — вдали, за шумным портом Абиджана.
Перед его внутренним взором стояла картина состоявшегося утром заседания кабинета министров. Картина противостояния реакционных сил, пытающихся перетянуть на свою сторону и его двоюродного брата — лидера страны, и свободомыслящих, выбранных его покойным отцом сторонников прогресса. Старый режим против нового.
И вдруг прямо в самую гущу политических страстей и амбиций попадает эта журналистка — племянница человека, с которым он торгуется о продаже прав на разработку алмазных копей, чтобы получить средства для проведения реформ, о которых мечтал его покойный отец.
Он сам себя поставил в трудное положение. Позволил втянуть себя в неприятную ситуацию, прежде чем узнал все факты. А теперь и другие оказались в курсе событий. Так что окончательное решение должно исходить от него. Итак, что же делать с мадемуазель Николь де Белльшан?
Обе стороны будут внимательно наблюдать за ним. Противники — чтобы он не продал страну задешево. Сторонники — чтобы убедиться, что он в состоянии достойно представлять интересы государства.
Что бы он ни решил, сделано это должно быть с величайшей осторожностью и дипломатией. Годы занятий бизнесом научили его многому. Теперь пришло время применить все знания, чтобы с честью выйти из сомнительной ситуации.
Сомаль Дало повернулся к столу и снял трубку.
Николь лежала на койке, мечтая хотя бы о минимуме удобств. Комковатое и узкое, ложе явно не предназначалось для привыкшей к комфорту племянницы могущественного магната. Она разыграла свою козырную карту — сказала, кто ее дядя, — и это не сработало. Может, переговоры вовсе не так важны, как она полагала? А может, министр Дало считает, что теперь, когда она в тюрьме по обвинению в шпионаже, он способен принудить ее дядю принять его условия сделки?
Николь ворочалась с боку на бок, отчаянно желая, чтобы не было того утреннего разговора с месье Тома, не было задания, которое привело к таким печальным последствиям. В первый раз с момента ареста она подумала о перспективе провести в тюрьме долгое время и задрожала от одной мысли об этом.
Она закрыла глаза — и увидела лицо Сомаля Дало. Молодой и уже серьезный, крупный бизнесмен, ведущий переговоры с ее дядей о деле государственной важности, двоюродный брат лидера страны. Сын недавно умершего премьер-министра…
Полная беспокойства Николь вскочила с койки, зашагала по камере — четыре шага вперед, четыре назад. Если ее «подвиги» сорвут переговоры, то дядя лишится крупнейшего в жизни контракта. Другой концерн, возможно американский, получит права на разработку. Что он скажет ей?
И что решит министр Дало?
Этими тревожными мыслями Николь стремилась приглушить трепещущий глубоко в душе личный интерес к мужчине, держащему ее взаперти. Или это жара и тропики виноваты в ее разыгравшемся воображении? Сфотографировать влиятельного министра Сомаля Дало было частью ее редакционного задания. Дать возможность француженкам полюбоваться одним из наиболее перспективных в мире женихов — наследником состояния, созданного его покойным отцом и приумноженного им самим. Могущественного бизнесмена и вдобавок ко всему красавца, способного затмить звезд Голливуда.
Она-то полагала, что это будет крупнейший прорыв в ее профессиональной жизни. Если ей удастся продать историю и фотографии и сделать себе на этом имя, то она сможет перейти в более уважаемую газету, может быть даже столичную, которая предлагает читателям новости и серьезные комментарии к ним, а не дешевые сенсации.