Особенно,... 
167 
Я оказалась в затруднительном положении. Что сказать? Ответа могло быть только два: да или нет. Говорить «нет» в мои планы не входило.
Поэтому я сказала:
— Напишите своему королю, что герцог станет моим мужем.
Я обернулась к малютке-принцу, поцеловала его в губы, а затем, сняв с руки кольцо, надела герцогу на палец.
Анжу просиял от счастья и тоже сдернул один из своих перстней, с этой минуты мы могли считаться обрученными.
— Пойдемте-ка, принц, — сказала я и повела его по галерее в зал, где ждали придворные. Там громким голосом я объявила, что решение о браке принято.
Новость моментально распространилась по всей стране. Люди окончательно уверились, что брак с французским принцем — дело решенное.
* * *
Ко мне в опочивальню ворвался Роберт. Никогда еще я не видела его таким разъяренным.
— Что ты здесь делаешь? — возмутилась я. — Почему тебя пустили ко мне без доклада?
— Я наблюдал эту омерзительную сцену в галерее! — вскричал он.
— Какую сцену? Милорд Лестер, я вас не понимаю.
Вот таким я любила Роберта больше всего — ревнующим, страстным. О короне он больше мечтать не мог, ибо имел законную жену, а стало быть, то была ревность не к моему трону, а ко мне самой.
— Этот гнусный Лягушонок! — задохнулся Роберт.
Я рассмеялась:
— Успокойся, Роберт, а то ты сейчас взорвешься. Мне не нравится багровый цвет твоего лица. Смотри, как бы тебя не хватил удар. Сам будешь виноват. Слишком много пьешь, слишком много ешь. Сколько раз я тебе говорила!
Не слушая, Роберт схватил меня за плечи. Сама не знаю, почему я позволяла обращаться со мной столь вольно, но мы были так давно и так близко знакомы, в моей жизни не было другого человека, с которым я имела бы столь же тесные отношения. Итак, Роберт ревнует, значит, хотя бы на время забыл о своей Леттис.
— Я желаю знать, принадлежишь ли ты этому человеку? — выкрикнул он.
Я засмеялась, и тогда он затряс меня за плечи. Я так поразилась, что не сразу обрела дар слова. Затем, вспомнив о королевском достоинстве, произнесла:
— Милорд Лестер, вы слишком много себе позволяете, очевидно, я чересчур избаловала вас своими милостями. Не думайте, что у вас есть надо мной хоть какая-то власть, достаточно пяти минут, чтобы вы оказались в каземате Тауэра. Немедленно уберите руки.
Он повиновался, но смотрел на меня все так же сердито.
— Так вы ему принадлежите или нет? — уже почти жалобно спросил он.
— В этой стране, милорд, — строго ответила я, — я не принадлежу никому, но все принадлежат мне.
Вид у Роберта был самый несчастный. Он не мог смириться с мыслью, что другому досталось сокровище, которого сам он добиться не сумел.
Однако долго гневаться я не могла. Во всяком случае, когда мой милый друг находился вот так, совсем близко.
— Я же обещала тебе, что сойду в могилу девицей, — сказала я. — Мое решение неизменно.
Он наклонился и поцеловал мою руку, а я погладила его по темным вьющимся волосам.
— Ну ладно, теперь иди, — ласково попросила я.
* * *
Увы, фарс приближался к концу. Парижский двор перестал оказывать герцогу Анжуйскому поддержку в его нидерландской кампании, а это изменило всю политическую ситуацию. Пришла пора раскрывать карты. Через несколько дней после сцены в галерее я встала рано и объявила своим фрейлинам, что провела мучительную, бессонную ночь. Это было чистейшей правдой, ибо я очень волновалась, готовясь к предстоящему объяснению.
Когда появился герцог, я сказала ему, что провела ночь в тягостных раздумьях. Сердце мое разбито, поскольку я во имя государства принесла самую дорогую жертву, на какую только может быть способна женщина.
— Ради блага моего народа я решила никогда не выходить замуж, — закончила я.
Вид у принца был ошарашенный, он совершенно растерялся, что неудивительно. Тогда я добавила, что мне было видение: если выйду замуж, мне не прожить больше нескольких месяцев, а ведь я нужна своему народу, который без меня осиротеет.
Все это было полнейшей ерундой. Однако, когда до принца дошло, что я не кокетничаю, а говорю всерьез, он разрыдался и воскликнул, что лучше уж мы бы оба умерли.
— Мой милый Лягушонок, — спокойно ответила я. — Не станете же вы угрожать несчастной старой женщине, которая к тому же находится в столице собственного королевства.
— Я не собираюсь причинять вреда вашей драгоценной персоне, — всхлипнул принц, — но что касается меня — я бы предпочел быть разрезанным на куски, ведь теперь надо мной будет смеяться весь мир!
167 
