29 
— Дело не в преимуществах, а в необходимости. Он меня бил в том доме.
Джей Ар закрыл глаза. Тори подошла ближе.
— Дядя Джимми, я это сказала не для того, чтобы уязвить вас.
— Да, мне надо было тогда вмешаться. Я должен был вытащить тебя оттуда. Вас обеих.
— Но мама бы не захотела уйти. — Теперь Тори заговорила мягче. — Вы же знаете.
— Но я не знал, насколько все это было скверно, тогда не знал. Не очень-то вникал. Однако теперь я все знаю, и мне не нравится то, что ты поселилась там и все время вспоминаешь о прошлом.
— Я помню об этом, где бы ни была. А, живя на старом месте, я чувствую, что могу жить дальше, даже вспоминая о том, что было. Больше я его не боюсь. И не хочу позволять себе бояться.
— Но почему тебе не пожить там несколько дней…
Он только вздохнул, когда Тори покачала головой.
— Таков мой крест: жить в окружении упрямых женщин. Ладно, присядь, пока я подготовлю документы на твой вклад.
В полдень зазвонили, возвещая об урочном часе, колокола баптистской церкви. Тори отступила на шаг и вытерла пот с лица. Ее витрина сверкала, как бриллиант. Она вынула коробки из машины и внесла их в кладовую. Она размерила стены для полок и прилавков и составила список требований к риелтору. Тори составляла еще один список на скобяные товары, когда кто-то постучал в треснувшую стеклянную дверь. Тори подошла, чтобы открыть, и внимательно оглядела мужчину в рабочей одежде. Темные, хорошо подстриженные волосы, гладкое красивое лицо с легкой, немного кривой, усмешкой, темные очки.
— Извините, магазин еще не открыт.
— Такое впечатление, что тебе требуется плотник и стекольщик. — Мужчина постучал по трещине на двери. — Как идут дела, Тори?
Он снял очки. Глаза у него были темные, пристальные, под правым виднелся крошечный, похожий на крючок, шрам.
— Дуайт Фрэзир.
— Я тебя не узнала.
— На пять дюймов повыше, на несколько фунтов полегче с последней нашей встречи. Я подумал, что, как мэру, мне стоит приветствовать тебя, а также взглянуть, не могут ли понадобиться услуги моей строительной компании. Не возражаешь, если я на минуту зайду?
— Да, разумеется. — И Тори подалась назад. — Но пока еще смотреть не на что.
— Здесь много места.
Он легко двигался — заметила она, — совсем не тот неуклюжий толстый подросток, каким был когда-то. Не было зубных шин и стрижки наголо, на которой настаивал отец. Дуайт выглядел спортивным. Преуспевающим. Он так преобразился, что узнать его было невозможно.
— Солидное здание, — продолжал он, — с прочным фундаментом. И крыша хорошая.
Дуайт повернулся к ней, сверкнув белозубой улыбкой, за которую его протезист приобрел роскошнейший джип.
— Я точно знаю, мы ее крыли два года назад.
— Теперь я знаю, к кому обращаться, когда она протечет, — пошутила Тори.
Он рассмеялся и зацепил темные очки дужкой за воротник тенниски.
— Фрэзиры строят надолго. Тебе понадобятся полки, прилавки, витрины?
— Да, я как раз сейчас снимала мерку.
— Могу послать тебе хорошего плотника. Он все сделает быстро и за разумную цену.
Это было бы уместно и опять же патриотично — использовать местную рабочую силу. Если, конечно, она впишется в ее бюджет.
— Знаешь, наши представления о разумных ценах могут не совпадать.
Он улыбнулся. Улыбка была лучезарная и обворожительная.
— Вот что я скажу тебе. Позволь мне вынуть из грузовика кое-какие заготовки. Ты скажешь, чего хочешь, а я назову цену. И, смотришь, столкуемся.
Дуайт чувствовал, как она его внимательно разглядывает, «измеряет», так сказать, пока он вымеривал ее стены. Он к этому привык. Когда он был мальчиком, отец все время измерял его взглядом с ног до головы, и всегда в его глазах сын не дотягивал до нужной мерки.
Дуайт Фрэзир, бывший моряк, страстный охотник, городской советник и основатель «Строительной компании Фрэзира», имел очень высокие стандарты, которым плод его чресл никак не соответствовал. Его разочарование при первом взгляде на недоразвитого слабого отпрыска было недвусмысленным и жестким, и Дуайту-младшему никогда не разрешалось об этом забывать.
Да, действительно, он в буквальном смысле слова не дотягивал до мерки. Низенький, толстый, неуклюжий, он был отличной мишенью для шуток, насмешек и отцовского разочарования.
Хуже всего то, что у него были мозги. А в мальчишеский период жизни это самая скверная комбинация: рыхлое тело, неуклюжие ноги и острый ум. Учителя его обожали, что было равносильно тому, как если бы он нацепил на себя плакатик с надписью: «Дай мне пинка под зад». Мать старалась в меру своих сил и возможностей примирить его с положением, закармливая его. Дорогая мамочка считала, что коробка шоколадных конфет — лекарство от всех несчастий жизни.
29 
