7
История с прахом моей матушки уладилась совсем не так быстро, как я поначалу предполагал (я по-прежнему называю ее матушка, так как в то время я не был по-настоящему уверен, что тетя Августа говорит правду). Когда я вернулся из Брайтона, урны не было, и я позвонил в Скотленд-Ярд и попросил к телефону сержанта сыскной полиции Спарроу. Меня без проволочек соединили с голосом, который явно не был голосом сержанта. Он напомнил мне голос одного нашего клиента – контр-адмирала (я был счастлив, когда он перевел свой счет в Нэшнл провиншл бэнк, так как с клерками он обращался как с матросами, а со мной как с младшим лейтенантом, приговоренным военным трибуналом к высшей мере за плохое ведение судового журнала).
– Могу я поговорить с сержантом Спарроу? – спросил я.
– По какому делу? – рявкнул незнакомый голос.
– Мне до сих пор не вернули праха моей матери.
– Это Скотленд-Ярд, а не крематорий, – ответил голос, затем послышались гудки.
Прошло немало времени – линия была все время занята, – пока я вновь соединился с тем же императивным голосом.
– Мне нужен сержант сыскной полиции Спарроу, – сказал я.
– По какому делу?
Я заранее приготовился отвечать ему в его же стиле.
– По полицейскому, – сказал я. – А какими еще делами вы занимаетесь?
Мне казалось, что это тетя Августа говорит моим голосом.
– Сержант Спарроу вышел. Оставьте телефонограмму.
– Попросите его позвонить мистеру Пуллингу. Мистеру Генри Пуллингу.
– Адрес! Номер телефона! – раздался лающий приказ, словно меня заподозрили в том, что я какой-то сомнительный полицейский осведомитель.
– Ему известно и то, и другое. Я не собираюсь без надобности снова все повторять. Передайте ему, что я разочарован: он не выполнил клятвенного обещания.
Я повесил трубку, не дожидаясь ответа. Вернувшись в сад, я наградил самого себя – что случается крайне редко – самодовольной улыбкой: с контр-адмиралом я никогда прежде так не разговаривал.
Мои новые кактусовые георгины были в прекрасном виде, а после поездки в Брайтон их географические названия доставили мне двойную радость: «Роттердам» – темно-красный сорт, темнее, чем наш почтовый ящик на углу; «Венецианский зубчатый» – с острыми кончиками лепестков, сверкающими, как иней. Я решил, что в следующем году посажу еще и «Гордость Берлина», и у меня будет трио городов. Телефон нарушил мои радужные мечтания. Звонил Спарроу.
Я сказал ему резко:
– Надеюсь, у вас есть оправдывающие обстоятельства, которые позволили вам нарушить слово и не вернуть вовремя урну?
– Безусловно, есть, сэр. В вашей урне оказалось больше марихуаны, чем пепла.
– Я вам не верю. Как могло случиться, что у моей матери…
– Мы едва ли можем подозревать вашу матушку, сэр. Как я уже вам говорил, этот человек, Вордсворт, воспользовался вашим визитом. К счастью для вас, в урне все же нашли остатки человеческого праха. Можно только предположить, что Вордсворт большую часть его высыпал в раковину и смыл, чтобы освободить урну. Вы не слышали звуков льющейся из крана воды?
– Мы пили виски. И Вордсворт, естественно, наливал воду в кувшин.
– Это как раз и был тот момент, сэр.
– В любом случае я хотел бы получить назад остаток праха.
– Какой в этом смысл, сэр? Человеческий прах обладает, как бы это лучше сказать, клейкостью. Пепел пристает ко всем веществам, в данном случае это марихуана. Я вышлю вам урну заказной бандеролью. И советую, сэр, поместить ее там, где вы намеревались, и забыть злополучный инцидент.
– Все это хорошо, но урна-то пустая.
– Мемориал часто находится не в том месте, где захоронен покойный. Пример тому – военный мемориал.
– Да, вы правы, – сказал я. – Боюсь, тут уж ничего не поделаешь. Все равно она больше не будет пробуждать должных чувств. Я надеюсь, вы не думаете, что моя тетушка приложила к этому руку?
– Ну что вы, сэр! Такая старая, почтенная леди. Она, очевидно, была обманута своим слугой.
– Каким слугой?
– Как каким? Вордсвортом. Кем же еще?
Я почел за лучшее не просвещать его относительно характера их отношений.
– Моя тетушка думает, что Вордсворт, скорее всего, в Париже.
– Вполне возможно, сэр.
– И что вы собираетесь делать дальше?
– Пока больше ничего. Он не совершил преступления, из-за которого мы можем требовать его выдачи. Но если, конечно, он вернется… У него ведь английский паспорт.
В голосе сержанта сыскной полиции Спарроу прозвучала такая кровожадная нотка, что я на какой-то момент почувствовал себя единомышленником Вордсворта. Я сказал: