Особенно,... 
21 
К ее раздражению прибавился гнев. Если Алан полагает, что, не услышав ответа, она уйдет просто так, то сильно ошибается и сейчас в этом убедится. Если он снова ссорился с Эбони, она собирается высказать ему все, что об этом думает.
Во второй раз она постучала достаточно громко и столь же громко спросила, на месте ли он. Но, не желая позволить сыну грубо отмахнуться, перед тем как войти, она подождала не более двух секунд.
При виде открывшегося перед ней в дверном проеме зрелища она остолбенела, вцепившись пальцами в ручку двери. Никаких сомнений в том, чему она помешала, не было. То, что он был не одет, как торопливо перекатился на бок и взметнул вверх простыню, говорило обо всем. Но именно при виде его растерянной партнерши по постели у Дейдры замерло сердце.
— Эбони! — выдавила она, не в состоянии поверить своим глазам.
Девушка тоже приглушенно вскрикнула и, отвернувшись, спрятала лицо в подушку.
Алан на мгновение закрыл глаза, потом угрюмо взглянул на мать.
— Может быть, это научит тебя не входить в мужскую спальню без стука, — проворчал он.
— Но… но я же стучала, — взмолилась она, напуганная как ситуацией, так и мыслями, которые та ей навеяла. Боже мой, как давно это продолжается?
Давно, внезапно подсказало ей материнское чувство. Может быть, даже дольше…
К горлу подступила тошнота, стало тяжело дышать. Ради бога, взмолилась она, не так же давно!
И немедленно ее гнев направился на того, кто, хотя бы даже по соображениям возраста, по ее мнению, был основным виновником.
— О Алан, как ты только мог?
Его реакция поразила ее.
— Как я только мог? Бог мой, это забавно. Как я мог? Ради бога, мама, уйди, пока я не сказал слов, которые тебе не хотелось бы услышать. Уходи и можешь думать, что хочешь, потому что я не собираюсь ничего отрицать. Да, я бессовестным образом соблазнил твою милую, дорогую бедняжку Эбони. Да, предал святое доверие ее отца. Да, я испорченный, безнравственный развратник. Тебе будет легче, если ты поверишь этому?
Когда Эбони услышала это косвенное, но злобное осуждение ее поведения, ей захотелось еще глубже зарыться лицом в подушку, отчаяние было глубоким, даже большим, чем просто отчаяние. Это была смерть. Он, наконец, обрек ее любовь на смерть. Только что, когда он извинился и стал заниматься с ней любовью, ей показалось, что она любима. Но нет… она ошиблась… опять ошиблась.
Однако ее гордость не умерла. Она после такого подлого предательства стала, если это возможно, еще сильнее. Собравшись с силами, Эбони перевернулась и, сев на кровати, закинула длинные волосы за голову и нагнулась, чтобы подобрать разбросанную одежду.
В гробовом молчании она натянула трусики. Никто не произнес ни слова. Эбони понимала, что Алан и его мать, как зачарованные, смотрят на ее хладнокровное поведение, но не желала выказывать ни малейшего беспокойства.
Наконец, высоко подняв голову, она направилась к выходу, на мгновение остановившись, чтобы обратиться к побледневшей женщине, опирающейся спиной на открытую дверь и все еще сжимающую ручку двери.
— Мне очень жаль, миссис Кастэрс. Действительно жаль. Не провожайте меня, пожалуйста. Доброй ночи. Спасибо за милый ужин. — И, даже не взглянув на Алана, вышла из комнаты.
От ее неприкрытого бесстыдства у Алана отвисла челюсть. Это на его долю оставались стыд, чувство вины и разочарования. Боже мой! Если бы он догадался закрыть эту чертову дверь, то не лежал бы теперь перед матерью, смотрящей на него так, как будто он был чудовищем!
— Может быть… может быть, ты пойдешь за ней? — с трудом выговорила она.
— Черта с два! И прежде чем ты примешься за меня, знай, — продолжил он раздраженно, — что я не тащил Эбони в постель силой. Она очутилась там достаточно охотно. И не в первый раз, кстати.
— Это я уже поняла из твоих слов. — Мать опять презрительно посмотрела на него. — Все-таки ты значительно старше, Алан, и я удивляюсь тому, что ты пытаешься выставить Эбони в греховном свете. Она совершенно не такая! Мне кажется, что ты — и это не делает тебе чести — использовал то, что девочка когда-то обожала тебя, как героя.
Она презрительно отмахнулась от его удивленного взгляда.
— Да, да, я знала об этом. Неужели ты думаешь, что мать ничего не замечает? Как вы оба старались прятать это от меня, прикидывались, что не переносите друг друга… Эта ложь казалась мне достойной порицания. Но говорю еще раз, Алан, я основную вину возлагаю на тебя. Уверена, что это придумала не Эбони. Полагаю, секретность понадобилась потому, что общество осудило бы такие отношения.
21 
