54  

Скоби остановился: ему было неприятно, что нежные слова в конце письма прочтут цензоры, – а ими были миссис Картер и Коллоуэй. «Береги себя, дорогая, и не беспокойся обо мне. Мне хорошо, когда я знаю, что хорошо тебе. Через девять месяцев я смогу взять отпуск, и мы опять будем вместе». Он хотел было добавить: «Я не забываю о тебе ни на минуту», но под этим он не смог бы подписаться. Тогда он написал: «Я очень часто вспоминаю о тебе, каждый день», а потом задумался. Нехотя, но пытаясь доставить ей удовольствие, он подмахнул письмо: «Твой Тикки». Тикки… На мгновение он вспомнил другое письмо, за подписью «Дикки», которое два или три раза ему снилось.

Вошел сержант, промаршировал до середины комнаты, лихо сделал поворот и взял под козырек. Пока это продолжалось, Скоби успел написать адрес.

– Слушаю вас, сержант…

– Начальник полиции, он просит вас зайти.

– Хорошо.

Начальник полиции был не один. В полутемной комнате сияло кротостью мокрое от пота лицо начальника административного департамента, а рядом с ним сидел высокий костлявый человек, которого Скоби никогда раньше не видел; вероятно, он прилетел на самолете, так как пароходов вот уже полторы недели не было. Нашивки полковника на его мешковатом, плохо пригнанном мундире выглядели так, будто он нацепил их по ошибке.

– Вот майор Скоби. – Скоби сразу заметил, что начальник полиции взволнован и раздражен. – Садитесь, Скоби. Это по делу Таллита. – Пелена дождя скрадывала свет и преграждала доступ свежему воздуху. – Полковник Райт прилетел из Кейптауна, чтобы ознакомиться с этим делом.

– Из Кейптауна, сэр?

Начальник полиции вытянул поудобнее ноги и стал играть перочинным ножиком.

– Полковник Райт – представитель MI-5.

Начальник административного департамента сказал так тихо, что всем пришлось подставить поближе ухо, чтобы его расслышать:

– Весьма неприятная история. – Начальник полиции стал обстругивать ножиком угол стола, всем своим видом показывая, что не желает слушать. – Мне кажется, полиции не следовало действовать… так, как она действовала… не согласовав этого вопроса.

– Я всегда полагал, – сказал Скоби, – что борьба с контрабандой алмазами входит в круг наших прямых обязанностей.

– Алмазов нашли всего на какую-нибудь сотню фунтов, – произнес начальник административного департамента своим тихим, невнятным голосом.

– Это единственный раз, когда мы вообще обнаружили алмазы.

– Улики против Таллита были не такие уж веские, чтобы его задерживать.

– Его не задерживали. Его только допросили.

– Адвокаты Таллита утверждают, будто он был доставлен в полицейское управление под конвоем.

– Его адвокаты лгут. Надеюсь, это вы понимаете.

Начальник административного департамента обратился к полковнику Райту:

– Видите, какие у нас трудности! Сирийцы-католики утверждают, что они – угнетенное меньшинство, а полиция-де состоит на содержании у сирийцев-мусульман.

– Если бы дело происходило наоборот, было бы только хуже, – заметил Скоби. – Английский парламент питает больше симпатий к мусульманам, чем к католикам.

У него было ощущение, что никто еще не заикнулся о подлинной цели этого совещания. Начальник полиции все строгал и строгал, откровенно показывая, что умывает руки, а полковник Райт откинулся на спинку кресла и не открывал рта.

– Лично я всегда… – тихий голос начальника административного департамента перешел в неясный шепот.

Заткнув пальцем одно ухо и наклонив голову набок, полковник Райт вслушивался, словно никак не мог разобрать, что ему говорят по испорченному телефону.

– Не слышу, что вы говорите, – сказал Скоби.

– Я сказал, что лично я всегда поверю скорее Таллиту, чем Юсефу.

– Это потому, что вы живете в этой колонии всего пять лет.

– А сколько лет живете здесь вы, майор Скоби? – вмешался вдруг полковник Райт.

– Пятнадцать.

Полковник Райт неопределенно хмыкнул.

Начальник полиции вдруг перестал строгать угол стала и злобно вонзил нож в доску.

– Полковник Райт хочет знать, что сообщил вам о Таллите, Скоби, – сказал он.

– Вы это знаете, сэр. Юсеф.

Райт и начальник административного департамента сидели рядом, не спуская глаз со Скоби; он наклонил голову, ожидая, что будет дальше. Но они молчали; Скоби знал, что после такого смелого ответа они ждут от него объяснений, но он знал также и то, что любое его объяснение сочтут признанием собственной слабости. Молчание становилось все более и более тягостным: Скоби казалось, что его словно в чем-то обвиняют. Несколько недель назад он сказал Юсефу, что собирается доложить начальнику полиции о взятых в долг деньгах; может быть, у него и в самом деле было такое намерение, а может быть, он брал Юсефа на пушку – сейчас он уже не помнил. Он только понимал, что теперь уже слишком поздно. Рассказывать надо было до дела с Таллитом, а никак не после. По коридору прошел, насвистывая свою любимую песенку, Фрезер; он открыл дверь кабинета, сказал: «Простите, сэр» – и ретировался, оставив после себя запашок обезьяньего питомника. Дождь все шумел и шумел. Начальник полиции выдернул ножик из доски стола и снова принялся обстругивать угол, точно еще раз давал понять, что все это его не касается. Начальник административного департамента кашлянул.

  54