110 
Она еще обозвала его убийцей. Убийцей! Неужели она и правда думает, что он мог убить Сьюзен? Чувство острой жалости вновь всколыхнулось в душе доктора, то самое чувство, которое он пережил, когда раз за разом звонил в дверь дочери в тот вечер, когда потом вдруг повернул ручку двери и обнаружил, что она не заперта.
Тогда он и увидел Сьюзен. Она лежала в коридоре, почти у самых его ног. Это была Сьюзен и одновременно — не она. Непонятное, незнакомое ему человеческое существо с искаженным лицом, выпученными, в крови, глазами, широко открытым ртом, вывалившимся оттуда языком. Это был вовсе не тот эталон женской красоты, который доктор когда-то создал.
Даже тело Сьюзен выглядело некрасивым, вывернутым, скрюченным. Ее левая нога была подвернута, каблук левой туфли буквально вонзался в правую икру. И везде были разбросаны эти красные розы — насмешливый дар, подношение в честь смерти.
Смит прекрасно помнил, как замер над мертвым телом дочери. При этом думал он о чем-то совершенно неуместном. Он думал, что точно так же чувствовал бы себя Микеланджело, если бы его взору предстала им же созданная «Пьета», разбитая, исковерканная так, как сделал это тот сумасшедший в соборе Святого Петра.
Доктор вспомнил тогда, стоя над телом дочери, как он отчитывал ее за то, что она не внемлет его предупреждениям. Она ведь и за Реардона вышла против воли отца.
— Подожди, не торопись, — умолял он ее тогда. — Он недостаточно хорош для тебя.
— Если тебя одного слушать, — крикнула она в ответ, — то я вообще никогда не найду того, кто был бы достоин меня.
Ему пришлось потом сносить то, как они со Скипом смотрели друг на друга, как пожимали руки друг другу, как сидели, прижавшись друг к другу на диване. Терпел он и то, как порой Сьюзен усаживалась на колени к Скипу, устроившемуся в большом глубоком кресле. В такой позе доктор часто заставал их, когда подглядывал по вечерам с улицы через окно гостиной.
Сносить такое было для доктора тяжело. Но еще тяжелее для него оказалось, что со временем Сьюзен наскучил семейный покой и она стала все чаще интересоваться другими мужчинами. Никто из этих мужчин не был ее достоин. И тем не менее Сьюзен стала приходить к отцу и упрашивать его, говоря: «Чарлз, ну пожалуйста, скажи Скипу, что это ты купил мне вот это… и это… и это тоже…»
Иногда она так говорила ему:
— Доктор, почему вы так расстроены? Вы же сами говорили мне, что я должна отвеселиться за все мои невеселые годы в прошлом. Вот этим я, собственно, и занимаюсь. А Скип, он слишком много работает. С ним мне не бывает весело. Ты же тоже рискуешь, когда оперируешь? Я такая же, как ты. Я тоже рискую. И помните, доктор Чарлз, вы ведь добрый папа, великодушный отец.
За этим обычно следовал совсем недочерний поцелуй. Она явно заигрывала с ним, будучи уверена и в своей власти над ним, и в его терпимости к ее выходкам.
Убийца? Нет, это Скип — убийца! Стоя над телом дочери, Смит сразу понял, что именно произошло. Неотесанный муженек заявился домой, застал супругу за расстановкой цветов, полученных от другого мужчины, и пришел в ярость. «Так же, как пришел бы в ярость на его месте я», — подумал Смит. Так он подумал тогда, стоя над телом дочери. И тут взгляд его упал на присланную с цветами карточку, наполовину скрытую телом Сьюзен.
Продолжая стоять над телом Сьюзен, Смит и придумал, что и как должно будет произойти впоследствии. Скипа могут посчитать ревнивцем-мужем, и присяжные на суде вполне будут способны прийти к заключению, что он убил свою жену в приступе сильных чувств. Если это произойдет именно так, то Скип сможет отделаться очень легким приговором. Или его могут вообще оправдать.
«Я этого не допущу», — поклялся доктор над телом дочери. Решив это, он закрыл глаза, чтобы не смотреть на страшное, искаженное лицо убитой. С закрытыми глазами он вновь видел лицо той, прежней красавицы Сьюзен. «Я этого не допущу, Сьюзен, обещаю тебе!»
Выполнить это обещание оказалось делом довольно простым. Достаточно было взять с собой записку, которая была прислана вместе с букетом роз, потом отправиться домой и ждать неизбежного звонка с извещением о смерти дочери.
Когда же полицейские стали допрашивать его, он сообщил им, что Скип был страшно ревнив, что Сьюзен боялась его ревности и даже опасалась за свою жизнь. Он также сказал им, что именно он подарил Сьюзен все те драгоценности, которые вызывали подозрения Скипа.
110 
