Лили знала, что он сдержит слово, и, поблагодарив, дала отбой. Потом она отправилась искать Джо Латтимера, чтобы сказать спасибо и ему. Джо не только позволил ей воспользоваться своим офисным телефоном, но и деликатно вышел из кабинета, чтобы она могла говорить свободно. С тех пор как Лиллибет отправила в Нью-Йорк свою рукопись, точнее с того дня, когда Роберт Белладжо прислал свой ответ, ее жизнь сильно изменилась и стала очень непростой. Джо от души надеялся, что Лили не совершила ничего предосудительного – ничего такого, что противоречило бы религиозным воззрениям аманитов и их пресловутому «Орднунгу», хотя и знал: в случае чего ее это вряд ли спасет. Сам он мало чем мог помочь Лиллибет, но делал все, что было в его силах, хотя ему вовсе не хотелось, чтобы дело кончилось избеганием. Джо подумывал даже сам поговорить с ее отцом, но слабо надеялся на то, что это принесет какие-то положительные результаты: Генрик Петерсен был человеком суровым и упрямым, к тому же положение церковного дьякона [35]и одного из старост общины обязывало его проявлять особую принципиальность даже по отношению к дочери.
В особенности по отношению к собственной дочери.
Закончив все дела, Лиллибет села в повозку и отправилась домой. Сегодня она снова приехала на сыроварню одна, и, хотя она привезла молоко и забрала готовые сыры, ей было ясно, что как оправдание это вряд ли годится. В конце концов, отец запретил ей здесь бывать, а она не послушалась, значит, как минимум одна причина для недовольства у него уже есть. А если он узнает, что она говорила по телефону с Робертом… Тут, пожалуй, достанется и мистеру Латтимеру, а этого Лили очень хотелось избежать (не хватало еще, чтобы Джо пострадал из-за нее и ее дел). Вот почему она взяла повозку и тронулась в путь только после того, как отец с Уиллом и близнецами ушли на дальний луг – Генрик собирался скирдовать оставшуюся после обмолота пшеницы солому и поэтому взял с собой всех своих младших сыновей.
На обратном пути Лили заехала к Маргарет. Генрик по-прежнему не желал видеть ее в своем доме, и Лили очень по ней скучала. Теперь они встречались только по воскресеньям, после церковной службы, да и то мельком, однако сейчас Лиллибет было просто необходимо с ней поговорить. Прихлебывая мятный чай, который заварила для нее Маргарет, Лиллибет, торопясь и волнуясь, рассказала подруге матери о необходимости съездить в Нью-Йорк, чтобы закончить работу над книгой, так как редакторша из издательства не может приехать к ней в Ланкастер по причине беременности.
– Я должна поехать, – закончила Лиллибет свой рассказ и со вздохом склонилась над опустевшей чашкой. К сдобным булочкам с абрикосовым джемом, которыми Маргарет славилась на весь поселок, она так и не притронулась. – Я не могу не ехать, но… Папа меня просто убьет.
Что бы она ни говорила Роберту по телефону, Лили по-прежнему находилась на распутье. Либо она поедет в Нью-Йорк – и тогда неприятностей не миновать, либо не поедет, но тогда ей придется распрощаться с книгой и – самое страшное – распрощаться с мечтой. Отчего-то Лиллибет казалось, что Маргарет посоветует ей остаться дома, потому что в противном случае она рискует потерять все, что у нее есть. Лили и сама порой думала, что разумнее всего остановиться, пока еще остается такая возможность, подождать, чтобы когда-нибудь потом начать все сначала… Вот только будут ли у нее потом силы и желание?
Комкая черный капор на коленях, Лили с надеждой смотрела на Маргарет большими зелеными глазами. Белокурый локон упал ей на лоб, и она резко выдохнула, пытаясь отбросить его в сторону, но волосы прилипли к влажной от испарины коже, и она поправила их рукой.
– Да, у тебя есть выбор, – осторожно начала Маргарет. Ей ни в коем случае не хотелось подталкивать девушку к решению, она стремилась только помочь Лиллибет. – Твой отец, как мы с тобой отлично знаем, очень упрям, но… – Маргарет улыбнулась. Она всегда любила дочь старой подруги и хотела видеть Лиллибет счастливой, но ей было прекрасно известно, что за счастье приходится бороться, порой даже страдать. – Можно даже сказать, что он – упрямый старый осел, – добавила она с улыбкой, – но он тебя очень любит и желает тебе только добра. Пожалуй, хуже всего то, что Генрик является одним из старейшин общины и церковным дьяконом. Человек, занимающий подобное положение, просто обязан строго придерживаться церковных уложений и «Орднунга», и все-таки… все-таки мне кажется, что бывают вещи поважнее старых традиций. На карту поставлены твое сердце, твоя судьба и твоя мечта, Лили. Мы, аманиты, живем спокойной, размеренной, монотонной, где-то даже скучной жизнью; все наши поступки заранее расписаны и определены законами и правилами, которые достались нам от наших предков, поэтому нам редко приходится принимать по-настоящему важные решения. В первую очередь это касается женщин, в особенности – замужних женщин, но ты, Лили… Ты еще молода и свободна, и, хотя ты обязана уважать своего отца, в первую очередь ты должна слушать свое сердце и Бога. Я верю, что это Он дал тебе шанс добиться всего, о чем ты мечтала, это Он одарил тебя светлой головой, и если ты сейчас закопаешь свой талант в землю, то совершишь самое настоящее святотатство…