94 
Нет, как ни суди, а родовые муки можно вытерпеть, только если твердо знаешь, на что идешь. И ради чего. У Люси не было этого знания; ребенка она рожала только оттого, что так получилось, а значит, была совершенно не готова к тому, что ждало ее в ближайшие минуты или часы. И Мэгги оставалось лишь уповать на милость Господа и молить Его, чтобы все закончилось быстро и как можно менее болезненно.
До монастыря Мэгги добралась не без труда. Она была не очень опытным водителем, поэтому дождь и мокрый асфальт заставляли ее то и дело сбавлять скорость. К тому же на повороте перед самым монастырем дорога оказалась блокирована. На шоссе стояли полицейские машины и «Скорая помощь», валялись какие-то искореженные обломки, в кювете догорал опрокинутый тяжелый грузовик. На подъезде к месту аварии Мэгги остановил полицейский в черном блестящем плаще, но, узнав, что она торопится в монастырскую больницу к дочери, которая вот-вот должна родить, тотчас пропустил ее дальше. Спустя несколько минут Мэгги уже припарковалась на стоянке перед монастырской больницей. В приемном покое ей сразу выдали больничный халат и провели в родильную палату.
Люси была там. Схватки давно начались, и она жалобно вскрикивала каждый раз, когда мышцы сводила предродовая конвульсия. Увидев мать, девочка мертвой хваткой вцепилась в ее пальцы.
– Где Дженни?! – выкрикнула Люси срывающимся, тонким голоском и так сильно дернулась, что двум акушеркам пришлось чуть придержать ее за плечи, чтобы она не свалилась со стола. Немного позднее ее и вовсе пристегнули специальными ремнями, и девочка, лишенная возможности двигаться, стала кричать почти без перерыва. Насколько поняла Мэгги, Люси должна была тужиться; в противном случае врачам пришлось бы использовать щипцы, что могло причинить ей только более сильную боль. К несчастью, убедить дочь сделать это необходимое усилие у нее никак не получалось – девочка слишком страдала и не воспринимала никаких уговоров.
– Где Дженни?! – продолжала выкрикивать она. – Позовите Дженни! Она обещала! Я хочу, чтобы она пришла!!!
– Она уже едет, милая, – сказала Мэгги, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее, хотя ей тоже было нелегко. Ни одна мать не могла бы спокойно смотреть на мучения своего ребенка. – Ей позвонили одновременно со мной, но на улице идет дождь, дорога мокрая, вот она и задержалась. К тому же в горах на шоссе авария… Подожди немного, Дженни скоро приедет!
Но ребенок Люси не желал ждать. Своих сил у него было мало, но ему помогала сама Природа, и по-детски нежное тело Люси буквально разрывалось от боли. Единственное, что она могла, – это кричать, кричать, кричать… и каждый крик невольно помогал ее телу довести до конца начавшийся девять месяцев назад процесс.
– Люси, Люси, помоги нам… Пожалуйста… Тужься! – ласково приговаривал старый акушер, но девочка почти не слышала его, а если и слышала, то не могла заставить себя сделать то, чего от нее хотели. В конце концов врачам все-таки пришлось наложить щипцы, и это причинило Люси новые ужасные страдания. Для эпидуральной анестезии [22]времени не осталось, поскольку роды были в самом разгаре. Традиционные лекарственные средства могли облегчить боль, но их применение еще больше затянуло бы роды, а врачи хотели избежать этого во что бы то ни стало.
– Неужели ничего сделать нельзя? – взмолилась Мэгги. Люси кричала уже не переставая, звала Дженни, а той все не было. «Где же она? Что ее задержало?» – думала Мэгги в панике. Почему-то ей казалось, что присутствие Дженни могло бы успокоить дочь.
– В принципе, возможно кесарево сечение, – негромко ответил врач, – но лучше обойтись без него. Такое хирургическое вмешательство наверняка осложнит последующие роды. В первый раз лучше рожать естественным путем.
Но то, что «лучше», не всегда безболезненно, Люси продолжала корчиться от боли и хрипло кричать при каждом судорожном сокращении мышц. Впрочем, мало-помалу дело все-таки шло, хотя и с помощью щипцов. Когда показалась головка, Мэгги неожиданно увидела на лице младенца почти осмысленное, хотя и несколько удивленное выражение. Голову малыша покрывали густые волосики – почти такие же темные, как у Люси и у Дженни. В целом ребенок (а это была девочка) оказался на удивление похож на обеих матерей – родную и приемную.
Едва освободившись от бремени, Люси сразу затихла. Никаких сил у нее не осталось, и она лишь негромко всхлипывала, а мать ласково гладила ее по мокрым от слез щекам. Потом Люси сделали укол обезболивающего – после трудных родов образовались разрывы, которые нужно было зашить. Дженни так и не приехала, и ребенка унесли в палату для новорожденных, а Мэгги оставалась с дочерью до тех пор, пока под действием лекарства ее глаза не начали сами собой закрываться. Вскоре Люси уже крепко спала, но даже во сне она время от времени жалобно всхлипывала, и Мэгги подумала, что эти несколько часов ее дочь запомнит надолго, быть может – навсегда. Она действительно сильно страдала, как, впрочем, и многие другие женщины, но если для большинства из них наградой за перенесенные муки становились сын или дочь, то Люси предстояло отдать своего ребенка пусть и очень хорошему, но, в общем-то, совершенно чужому человеку. И думать об этом Мэгги было грустно и горько.
94 
