38 
Он снова говорил тусклым, равнодушным голосом, таким же, как в первый день, когда привез ее в пещеру.
Орина подумала о тех часах, которые они провели вместе, ужиная за этим столом.
Тогда он говорил и спорил с ней на равных.
А сейчас она чувствовала себя оскорбленной не столько его словами, сколько тоном, которым он их произносил.
Но прежде чем она успела ответить, вошла Зиити.
Она выглядела смущенной и провинившейся, когда ставила на стол ужин.
— Простите меня… простите меня! Я смотрела воду и забыла время. Красиво! Люди говорить Como Dios — это Бог! Они сделать памятник!
— Спасибо, — ответил Хуарес, — но лучше пусть они просто помнят меня, и не надо никаких памятников.
— Мы сделать памятник! — вдохновенно воскликнула Зиити. — Чтобы все хорошо росло.
Своей одержимостью она чрезвычайно растрогала Орину.
— Спасибо, Зиити, — повторил Хуарес.
Когда девушка вышла из пещеры, Орина спросила:
— Ты действительно намерен завтра уехать?
Ты уверен, что им не понадобится твоя помощь, когда они будут пахать и сеять?
Хуарес покачал головой.
— Люди, которые помогали мне, очень талантливы. Мы о многом говорили во время строительства дамбы, и теперь они четко знают, чего хотят.
— А куда же ты… поедешь?
Он по-испански широко развел руками.
— Я еще не решил. Мир велик.
Он умолк и стал есть.
Понимая, что он сильно голоден, Орина не отвлекала его до конца ужина.
Она просто сидела и смотрела на него.
Она чувствовала себя так, словно кто-то неожиданно ударил ее по голове.
Она не могла думать.
Все — и яхта, и капитан Беннет, и путешествие, о котором она мечтала, — осталось где-то далеко позади.
Нью-Йорк и Лондон были теперь другими мирами, и Орина с трудом могла представить себя их частью.
Зиити принесла следующее блюдо, и Хуарес подлил вина.
Когда ужин подошел к концу и Зиити унесла посуду, он сухо сказал:
— Мне нужно подготовиться к завтрашнему отъезду. Надеюсь, ты простишь, если я оставлю тебя. Это был длинный день.
— Но и очень успешный! — воскликнула Орина.
— Да, конечно, — ответил он. — Спокойной ночи, Орина!
Он стремительно вышел, оставив ее в замешательстве.
Ей хотелось позвать его обратно, умолять еще немного посидеть и поговорить с ней, но он ушел, а она постеснялась окликнуть его.
Орина встала, задула свечи и пошла к себе в пещеру.
Зиити оставила свечу возле кровати.
Орина медленно разделась.
Она слышала музыку, доносившуюся снаружи.
Люди были слишком счастливы, чтобы спать этой ночью.
Но только не она.
Завтра предстоит долгое путешествие, поэтому чем быстрее она заснет, тем легче ей будет завтра.
Орина старалась не думать о том, что сказали бы люди, узнай они, что Хуарес покидает их.
Наверняка приложили бы немало усилий, чтоб остановить его.
Она задула свечу и пыталась заснуть.
Но что-то мешало ей, что-то было не так.
Она боялась выразить словами то, что чувствовала.
«Я должна быть счастлива… Я должна быть счастлива от мысли, что покидаю это место», — уверяла она себя.
Но почему-то радости эта мысль не приносила.
Орина долго глядела на луну, льющую в окно сомнамбулический свет.
Наконец она задремала, но вскоре странный звук разбудил ее.
Похожий на лай собак или на грохот падающих камней, он повторялся снова и снова.
«А вдруг это землетрясение! — со страхом подумала девушка. — Тогда русло реки может вновь изменится, и люди опять останутся без воды».
Звук, казалось, приближался; эти загадочные «бум-бум»и «гав-гав» слышались уже совсем рядом.
Орина ужаснулась от мысли, что может быть погребена заживо.
Вскочив с кровати, она бросилась в главную пещеру, а затем, в ночной рубашке и босиком, резко отдернула занавеску в комнату Хуареса.
Он сидел на кровати, читая при свете свечи.
— Я… я… боюсь! — прошептала Орина, заикаясь.
— Да, мне нужно было раньше сказать тебе, — ответил Хуарес. — Это всего лишь ветер.
В этот миг грохот заглушил звук его голоса, и Орина не расслышала слов.
В страхе она бросилась к нему.
— Это… что… землетрясение? — в панике пролепетала она.
Он бросил книгу и обнял ее.
Она смотрела на него потемневшими от ужаса глазами.
Несколько секунд он молча смотрел на девушку.
— О Боже! — вдруг вырвалось из его груди.
Его губы коснулись ее губ.
Орина, окаменев от шока, не могла пошевелиться.
38 
