Особенно,... 
99 
Вот странно, до сих пор не воспринимаю себя как нелюдя. Ну вторая ипостась в виде забавной зверюшки, ну хвост, уши ненормальной формы… Если забудусь, могу и кресло поднять вместе с графиней. Но ведь это ни о чем не говорит, да?
– Ты убила моего мужа, – продолжала брызгать ядом эта змеюка. – Ты, подлая тварь!
– А я должна была свесить лапки и позволить убить себя, так, что ли? – Моему возмущению не было предела. В том, что произошло с ее мужем, я просто не чувствовала себя виноватой, хоть ты тресни. После всего, что о нем узнала, даже жалости не осталось. Только гадливое чувство, словно я испачкалась об этого человека.
Меня одернули и заставили продолжать допрос. Потому как стоило мне потерять концентрацию – графиня ожила и забегала глазками. Эх, ну и будет же у меня голова после этого болеть!
– Итак, то что Ва… – Я покосилась в сторону и исправилась: – То, что рэ’Адхиль такой плохой и не желал укладываться к тебе под каблук… Господа, что вы на меня так смотрите? Ну у вас и мысли! Графиня, – повернулась я к присутствующим хвостом, – почему вы решили устранить его сейчас, когда на носу крупные разборки с недружественными государствами, а у вас, извините за прямоту, ни армии, ни мозгов? Почему сейчас, а не после того, как он выиграет эту войну?
– Я испугалась. Рейвар пригрозил, что убьет меня, если… Мне ничего не оставалось. – Маришат всхлипнула и начала рассказывать: – Бартоломео не хотел отдавать власть этому мальчишке. То, что будет после него, моего мужа мало волновало, но соглашение, на котором настоял Рейвар, взамен помощи его жутко раздражало.
– Сразу после разрешения конфликта с графствами Бартоломео должен был сложить полномочия в пользу Нейллина, – пояснил Вареник. Сам он стоял поодаль, вцепившись в краешек стола до побелевших пальцев и борозд на дереве. Злое, чуть брезгливое лицо близко не напоминает ту холодную гримасу, с какой он смотрел на меня тогда в подвале замка на скалах. Прищуренные глаза опять горят красноватым огнем, челюсть сжата, под верхней губой заметны клыки… Вся поза – словно натянутая струна, словно стойка дикого волка, готовящегося броситься.
Эх, хорошо, тут народу много, иначе я бы точно не удержалась и, обернувшись, на люстру залезла… или за спину ему спряталась. Его сейчас даже красивым не назовешь, скорее уж наоборот. При этом было в Рейваре что-то такое, от чего у меня перехватывало дыхание вовсе не от страха. Глубоко внутри… жаркое, тянуще-сладкое чувство, не имеющее ничего общего с обычными плотскими потребностями. И это не пугает меня, скорее успокаивает.
Что-то подсказывает – это правильно. Мне нечего его бояться. Сейчас, когда он едва сдерживает свой гнев, обращенной против Маришат. Против женщины, которую я уже начала тихо ненавидеть.
Отвести от него взгляд – почти невозможная задача, для выполнения которой пришлось призвать все свое благоразумие.
– Тогда Бартоломео это и придумал. Он хотел убить Рейвара после того, как он уйдет. На Сломай-хребте часто бывают обвалы, да и пустыня – место отнюдь не спокойное. В крайнем случае можно было устроить маленькое кораблекрушение. Мой муж пошел бы на все ради своей власти, тут уж не до подсчета затрат. Через пару лет мальчишка мог заболеть или шею во время охоты сломать, что тут такого, аристократы тоже иногда случайно умирают во цвете лет.
Все, сейчас здесь кто-то умрет на заре маразма. Судя по тому, что клыки теперь весьма явственно выглядывают из-за губ, а запах костра стал очевиднее, могут появиться трупы.
Пришлось бочком подкрадываться к не на шутку заведенному Рейвару, чего он все равно не заметил. Я же растерялась – и что с ним теперь делать? Когда у меня дома коты бесились и цапались друг с другом, каждого требовалось пожалеть. Унижать жалостью Рейвара как-то не хотелось, да и не требовалось ему это, а вот слегка погладить можно. Как кота своего, по спинке.
О, подействовало! И глаза такие же, как у Толстика, когда его в бочку с водой окунаешь. Пришлось срочно отдергивать руку, чтобы не поцарапал. Лапку мою, правда, поймали.
– Не делай так больше. И вообще, не подходи ко мне, пока я в таком состоянии.
Этот шепот едва слышен, но он пробирает до костей. Похоже, я чудом избежала участи быть попросту придушенной.
На мою дурацкую улыбочку Рейвар ответил хмурым взглядом.
И так всегда – хочешь как лучше, получается… крайне редко.
– Но до этого Бартоломео заставил меня забеременеть. Ему было не особо важно, от кого, лишь бы был ребенок. А потом… эта хвостатая шавка загрызла его! Оставив меня одну! И что мне было делать? Рейвар угрожал, что убьет меня, если узнает о беременности, но я уже ничего не могла сделать. Да и не хотела – с ребенком от маркграфа я могла оставить себе вольную обеспеченную жизнь. Или в крайнем случае затребовать у Нейллина отступные и уехать на родину, все равно в такой дыре никакого толку от этих блестящих камушков, что бисер перед свиньями. Там бы мои родственнички оценили, какой богатой я стала.
99 
