47 
— А почему ты не можешь жениться?
— Я сказал: не будем об этом. — Ройдон поднялся с места. — Я иду спать. Давай простимся прямо сейчас… пока у меня есть на это силы. — Она порывисто протянула к нему руки, как бы стараясь удержать. — Бога ради! Не гляди на меня так! Я всего лишь выполняю свой долг, и когда-нибудь ты поймешь и оценишь это!
— Пожалуйста, — молила Вальда.
— Это невыносимо! — пробормотал Сэнфорд и, резко повернувшись, быстро вышел вон.
Через секунду захлопнулась дверь его комнаты, и этот звук прозвучал для Вальды смертным приговором.
— Он ушел! — как безумная твердила она. — Он никогда больше не вернется! А вместе с ним ушло все, что составляло смысл моей жизни! Все самое лучшее, самое прекрасное ушло вместе с ним…
С нестерпимой болью навалились мысли, что никогда уже ей не испытать ни той трепетной радости, как в зеленой чаще, где он впервые поцеловал ее, ни той неземной, волшебной гармонии, как в саду под звездным небом…
А этим последним поцелуем здесь, в спальне, поначалу таким мучительным и почти жестоким, он сумел зажечь в ней пламя такой невиданной силы, что оно властно охватило их обоих. И в этом неодолимом пламени рождалось что-то потрясающее — дикое, неистовое и прекрасное!
Она ведь знала, что и он, ее возлюбленный, тоже был захвачен этим всепобеждающим чувством, таким мощным и совершенным, что нет в мире слов его выразить!
И вот он ушел.
Вальде казалось, что после его ухода в мире остались лишь боль да пустота. И в этой пустоте сгинуло, растворилось все, во что она так горячо и свято верила.
Погибло чувство, в котором воедино сливались возвышенное и земное. Любовь, которую ищут так многие, но далеко не все находят.
Она свою отыскала, но та исчезла и уже не вернется обратно!
Он отнял у нее надежду.
Какой-то чужой, угрюмый голос твердил ей: такой любовью, как сейчас, она никогда никого не полюбит.
С холодным отчаянием начала представлять девушка свое будущее. Она вернется в Марлимон и больше не станет противиться воле отчима. Зачем? С кем бы Вальда теперь не обвенчалась, сердца она уже не отдаст никому. Потому что над сердцем своим она больше не властна. Отныне и навеки оно целиком принадлежит другому.
Вальда попыталась вообразить расстилавшуюся перед ней долгую череду лет. Лет, в которых никогда не будет Ройдона. Это, подумалось ей, все равно, что внезапно ослепнуть и знать, что никогда не увидишь солнца, моря, цветов. Впереди — лишь холодный беспросветный мрак. Мрак в глазах, мрак в сердце.
— Я не выдержу, — содрогнулась она. — Не смогу так жить.
Еще не отдавая себе отчета, что делает, Вальда выбралась из постели и двинулась по комнате. Беззвучно открыла дверь. В коридоре прислушалась. Из комнаты Ройдона не доносилось ни звука, ни капли света не пробивалось из-под двери.
— Он спит, — прошептала девушка. — Я так мало значу для него, что после всего случившегося он мог уйти и спокойно уснуть. Рано утром он уедет, и я останусь одна. Совсем одна… До конца дней…
В какой-то момент безысходной муки она чуть было не бросилась к нему в комнату — просить, умолять, чтобы не покидал ее, чтобы любил хотя бы еще немножко! Но тут же опомнилась. Он сделал свой выбор — раз и навсегда. Это слышалось в стальном тоне его голоса, читалось во всем преисполненном решимости облике.
Никакие униженные мольбы его не поколеблют!
Бесшумно ступая босыми ногами, в тусклом свете свечи, падающем из двери, Вальда медленно сошла по лестнице вниз.
Дверь салона была открыта, и она вошла в комнату. Из не зашторенного окна струился серебристый звездный свет.
Стеклянная дверь в сад тоже оказалась распахнутой, вероятно, Ройдон забыл запереть ее, спеша наверх вслед за нею.
В скорбной задумчивости девушка шагнула в сад, ноги сами понесли ее к тому месту, где еще недавно они с Ройдоном слушали соловья и где Ройдон целовал ее.
Пернатый певец заливался по-прежнему, но сейчас от его пения у Вальды делалось лишь тяжелее и горестнее на душе. Печаль и отчаяние, превратившись почти в физическую боль, сделались совсем невыносимыми.
Вальда поглядела наверх, в черное бархатное небо, и ей показалось, что звезды, как и птицы, смеются над ней, дразня своим несбыточным обещанием счастья.
К чему ей теперь эта красота, если уже не дано разделить ее с Ройдоном?
Как ей жить, если ни разу больше не придется почувствовать его объятий, прикосновения его губ?
47 
