— И мне был нужен, — прошептала Синтия, но он не расслышал.
— Смешно, когда мужчина теряет голову, но именно это произошло со мной. Луиза сказала, что хочет выйти за меня замуж. Ничто иное ее не устраивало, даже если бы я и настаивал. Мы поженились. Я окунулся в сверкающий, поразительный, безумный круговорот. Я попал в омут и должно было пройти время, прежде чем я высвободился и стал способен нормально и здраво судить о том, что произошло…
— И что же тогда? — не удержалась Синтия.
— Понял, что потерял тебя. Я вчера весь вечер притворялся, — сказал Питер. — Я испытал страх, испугался за себя, когда тебя увидел. Ничего не оставалось, как притвориться, будто мне все равно, будто я встретил старую знакомую, но в душе я понимал — надо смотреть правде в глаза, жестокой правде.
— И в чем же она заключается? — поинтересовалась Синтия.
— Что я люблю тебя. Любил и буду любить всегда.
— А как же Луиза?
Питер беспокойно задвигался.
— Да, конечно, Луиза… После твоего ухода я вчера здорово напился, и когда мы легли, Луиза устроила мне сцену. Упреки за то, что я все еще тебя люблю. Я не могу спорить с ней, когда она затевает скандал, и она не успокоилась до самого утра. Она еще спит, потому я и улизнул сюда повидаться с тобой.
Синтия высвободила руки, поднялась и подошла к окну. Она представила себе, как Питер, крадучись, стараясь не разбудить жену, выбирается из дома. Вид у него сконфуженный — он боится, да, боится своей супруги! Он, несомненно, говорит правду, и что-то в ее душе откликнулось на его горестные слова, страдальческие нотки в голосе. Это не тот человек, которого она знала и любила. Это не тот Питер, чья жизнь была радостной и интересной. И сам он был счастливый, любящий, юный. Защитник, а не тот, кого надо защищать, вожак, а не смиренно плетущийся следом.
— Мне жаль тебя, Питер, — прошептала она.
Он подхватил:
— Я знал, ты пожалеешь меня, Синни. Я так запутался! Что мне делать? Скажи, помоги!
— Ничем не могу помочь, Питер. Ждать помощи ты можешь лишь от самого себя.
— Что же мне делать? — спрашивал он. — Знала бы ты, что я вчера испытал, увидев тебя снова в «Березах», совершенно такую же, как раньше, прелестную, прежнюю, хоть все изменилось, и многого не вернуть. Но ты нужна мне, Синни… Я люблю тебя! Помоги мне! Умоляю, помоги!
— Как? Ты хочешь оставить Луизу?
— Бедная Луиза! Она дала мне столько счастья, мы так ладно жили. Да, Синтия, я говорю это тебе со всей искренностью — мы были счастливы.
— Прости, Питер, но я не понимаю тебя. Ты хочешь обрести новое счастье, не жертвуя старым, как я тебя поняла, но в жизни так не бывает.
Питер сел на подоконник.
— Синтия, я сделал глупость. Надо было остаться, жениться на тебе, мы были бы счастливы, бесконечно счастливы! А теперь я муж очень богатой дамы. Устраиваю приемы за ее счет. Играю в поло на ее лошадях, катаюсь на ее яхте. Играю в рулетку — ведь она, не скупясь, тратит на меня деньги. Здесь, в Англии, есть понятие «содержанка». В Америке я чувствую себя «мужчиной на содержании». Тебе понятно, о чем я говорю?
— Да, Питер, — отозвалась Синтия, — но ты подумал о другом возможном ходе событий? Нам пришлось бы продать «Березы», тебе работать, Питер, трудиться! Легкой жизни тебе здесь не видать: одни бесконечные тревоги, заботы о самом необходимом, и так всю жизнь — тяжкий труд, борьба за существование.
— Думаешь, меня бы это угнетало, будь рядом ты? — спросил Питер просто. — Если бы мы вместе трудились и боролись?
Синтия вздохнула.
— Интересно, Питер, действительно ли ты жалеешь об этой жизни — жизни в «Березах»?
— Да, Синтия, жалею! Ты должна мне поверить, должна понять! Я совершил в жизни страшную ошибку, не сумел отличить истинного от ложного, погнался за химерой. И лишь теперь осознал, что натворил.
— И как ты предполагаешь поступить? — задумчиво спросила Синтия.
Питер встал и, не говоря ни слова, обнял ее.
— Синтия! Я люблю тебя! О Синни, я так тебя люблю! — голос был хриплый и настойчивый. — Ты всегда была моей! Какой я дурак — потерял тебя, упустил!
Он снова наклонился к ней и стал покрывать жадными поцелуями глаза, лицо, шею.
— Нет, Питер, не надо!
Она оттолкнула его, часто дыша, охваченная внезапным страхом, но с Питером было не справиться.
— Я хочу тебя, Синтия… Как я тебя хочу! Ты всегда была моей, всегда любила меня, сама знаешь! Не отказывай мне сейчас, ты так мне нужна!