42 
— Керенза, я могла бы догадаться, что с тобой случилось нечто подобное! Повтори мне слово в слово, что именно ты услышала, сидя в шкафу!
— Я уже сказала… все, что запомнила. Я так испугалась!
— Представляю! А почему ты туда залезла?
— Не знаю, просто в тот момент это было единственное, что пришло мне в голову. У нее были какие-нибудь основания, Меллиора?
— Основания?
— Для ревности…
— Она замужем за ним! — Меллиора рассмеялась, но я уловила горечь, которую она пыталась скрыть за легкомысленным тоном.
Мы замолчали, погрузившись в свои мысли. Я первая нарушила молчание.
— Думаю, Джастин всегда нравился тебе.
Пришло время искренних признаний и откровений. Магическое очарование бала все еще держало нас в плену, и в этот вечер мы с Меллиорой стали ближе, чем когда-либо прежде.
— Он не такой, как Джонни, — произнесла Меллиора.
— Надеюсь. К счастью для его жены.
— В присутствии Джонни ни одна женщина не может быть в безопасности. А Джастин, кажется, вовсе не замечает людей вокруг себя.
— Ты имеешь в виду, что он не обращает внимания на златовласых гречанок?
— Джастин никого не замечает. Он какой-то отрешенный…
— Может, ему лучше было не жениться вовсе, а уйти в монахи?
— Ну что ты такое говоришь?! — Меллиора стала рассказывать о Джастине: как они с отцом впервые были приглашены на чай в Эббас, как в честь этого события она надела платье из набивного муслина. Джастин был крайне вежлив.
Я поняла, что моя подруга по-детски обожала Джастина, и надеялась, что этим все и ограничивалось. Мне очень не хотелось, чтобы она страдала.
— Кстати, — заметила она, — Ким сказал мне, что уезжает.
— Правда?
— Как я поняла, в Австралию.
— Прямо сейчас? — Я пыталась справиться с голосом, но он все равно прозвучал безжизненно.
— Надолго. Он собирается плавать с отцом, но говорит, что, вероятнее всего, останется на некоторое время в Австралии. У него там дядя.
Очарование бала, как мне показалось, тотчас померкло.
— Ты устала? — спросила Меллиора.
— Да, ведь сейчас уже очень поздно.
— Скорее раннее утро…
— Нам стоит немного поспать.
Она кивнула и пошла в свою комнату. Странно, как быстро и внезапно в нас иссякло приятное возбуждение. Может, оттого, что она думала о Джастине и страстно влюбленной в него супруге? Или оттого, что я думала о Киме, который уезжает куда-то далеко и который рассказал о своем отъезде Меллиоре, а не мне?
Спустя несколько дней после бала к нам приехал доктор Хиллиард. Я была на лужайке перед домом, когда подъехала его карета. Доктор поздоровался со мной. Я знала, что недавно преподобный Чарльз был у него на приеме, и подумала, что доктор приехал узнать, как чувствует себя пациент.
— Преподобного Чарльза Мартина нет дома, — сообщила я доктору.
— Хорошо. Я приехал повидаться с мисс Мартин. Она дома?
— Да, дома.
— Тогда будьте любезны, доложите ей обо мне.
— Разумеется, — ответила я. — Прошу вас, входите.
Я провела доктора в гостиную и отправилась искать Меллиору. Она что-то шила в своей комнате. Меллиора удивилась, услышав, что доктор хочет ее видеть, но тотчас поспешила вниз. Я пошла к себе в комнату, ломая голову, не заболела ли Меллиора и не ходила ли она к врачу втайне от меня.
Спустя полчаса карета доктора отъехала. Дверь в мою комнату резко распахнулась, и вошла Меллиора. Она была очень бледна, глаза потемнели. Я никогда прежде не видела ее такой.
— О, Керенза! — воскликнула она. — Это ужасно!
— Объясни, что случилось.
— Папа. Доктор Хиллиард сказал, что он серьезно болен.
— О, Меллиора!
— Он объяснил, что у папы какая-то опухоль и что он посоветовал ему проконсультироваться у специалистов. Папа ничего не говорил мне. Я и не знала, что он ездил к этим врачам. Теперь они сказали, что знают, что у него. Керенза, я этого не вынесу! Они говорят, что папа скоро умрет!
— Они не могут знать это наверняка!
— Они почти уверены. Доктор Хиллиард полагает, что папе осталось не больше трех месяцев.
— О нет!
— Доктор Хиллиард говорит, что отцу нельзя работать, что у него упадок сил и он на пороге смерти. Доктор рекомендовал ему не вставать с постели… — Меллиора закрыла лицо руками.
Я подошла к ней и обняла. Мы крепко прижались друг к другу.
— Они не могут знать этого наверняка, — упрямо повторила я. Но сама себе не верила. Теперь я знала, что видела тень смерти на лице преподобного Чарльза.
42 
