3 
Конечно, так было не всегда. Но воспоминания о тех, других временах госпожа де Ларди от себя гнала. Незачем травить душу.
Утро началось с горячего чая, терпкого и немного горьковатого. Рассвело, на кухне готовили завтрак, а Камилла сидела в библиотеке и перелистывала страницы книги стихотворений Франсуа Вийона. Чай госпожа любила, и в доме давно свыклись с этой ее маленькой причудой, как и с тем, что иногда она не прочь выкурить трубочку. В конце концов, одинокая старая дева тридцати шести лет от роду может себе позволить иметь странные привычки.
Камин был растоплен – все-таки еще далеко не весна, а в старом замке вечно гуляют сквозняки. Да, Жируар не похож на новомодные поместья с регулярными парками и воздушными застекленными павильонами, но Камилла здесь выросла, прожила многие годы и свыклась с этими стенами, как свыкаются с удобными разношенными туфлями. Здесь она почти никогда не чувствовала себя плохо. Одиноко – может быть, но спокойно.
Иногда, наедине с собой, она думала, что хорошо бы у нее были муж и дети. Но она не родилась принцессой крови, никто не стремился устраивать ее брак, а после событий юности она и не была уверена, что сможет найти человека, который никогда не предаст ее и общество которого не наскучит ей до конца жизни. Когда-то, давным-давно, у нее был такой человек. Но все осталось в прошлом, и теперь она могла либо травить себе душу воспоминаниями, либо запереть их в пыльной кладовке памяти и делать вид, что это картины – вроде тех, что украшают гостиную.
Никто никогда не указывал Камилле, что она должна делать. Она росла очень непосредственным ребенком, и родители с ней не справлялись. Но, к ее чести, надо сказать, своей властью маленького дьяволенка она не злоупотребляла.
Теперь ее одиночество было сродни Богу, в которого она верила: вездесущее, всепрощающее, закрывающее от опасностей. Иногда Камилла просыпалась среди ночи и долго лежала без сна, а потом протягивала руку, будто надеясь на невозможное чудо: что рядом окажется человек, который нужен больше всех на свете. Но постель оставалась холодна и пуста, вторая подушка не примята. Женщина гнала от себя тоску, управляла своими землями, писала письма немногим друзьям, гуляла по парку и выезжала верхом, иногда охотилась. Однако в глубине души она знала, что все это – лишь времяпрепровождение, а настоящая жизнь таится где-то там, где ее, Камиллы, нет.
«Франсуа, будь ты благословен и проклят. Почему я до сих пор не могу освободиться от тебя?..»
Пустое. Камилла не могла позволить себе вечно скорбеть, ведь жизнь слишком прекрасна и удивительна. Искать, пытаться догнать недостижимое – это не для нее. Проще отречься, чем гнаться за иллюзиями.
Она подошла к окну и замерла. Рассвет, тишина и спокойствие. В саду полно черных птиц – наверное, вороны, для грачей еще слишком рано. Сад старый и довольно запущенный, однако он нравился Камилле именно таким. Можно, конечно, нанять садовников из столицы, они привели бы парк в соответствие с модными представлениями о шике и изяществе, но Камилла никогда не стремилась следовать общепринятым канонам.
– У вас прекрасные волосы, госпожа, – заметила Адель, проводя щеткой по длинным каштановым прядям.
– Не льсти.
– Я не льщу, мадам, я говорю правду, – заулыбалась горничная.
Саму Камиллу не радовало то, что она видела в зеркале. Да, лицо миловидное, но слишком худое: чревоугодием госпожа де Ларди никогда не грешила. Глаза большие, серые, однако нос мог бы быть и покороче, а губы полнее и ярче. Вот волосы хороши: длинные, густые и чуть вьются от природы. И фигура неплоха, но все же до утонченной красоты светских львиц парижских салонов Камилле далеко. Впрочем, что ей до красавиц – она их всегда презирала...
Если бы она родилась мужчиной, все ей давалось бы, наверное, проще. Ну да что думать о невозможном, сейчас Камилла и не променяла бы свои платья на мужскую одежду. Мужчинам нужно воевать, а войну она ненавидела едва ли не больше всего на свете, хотя и делала вид, что интересуется вестями с полей сражений.
– Это платье вам очень идет.
– Я же сказала, перестань льстить.
– А я...
– Знаю-знаю, слышала. Все, ступай, Адель.
Горничная тихо покинула спальню. Камилла придирчиво оглядела себя в большом зеркале: платье и вправду сидело отлично, девчонка не соврала. Из тяжелого, винного цвета бархата, расшитого серебряной нитью, с небольшими кружевными вставками. Обилие кружев Камилла не терпела, полагая, что в подобных нарядах выглядит как кремовый торт. А ведь она все-таки женщина, а не десерт.
3 
