30 
— Мы собираемся попробовать снова, — почему-то сказал ей Брайан. — Но на этот раз — на наших собственных условиях. Наденем то, что хотим, и будем делать то, что хотим. Это означает: никакой Мишель. Никаких планов. Никаких манипуляций. Никакого сватовства.
— Мне бы и в голову такое не пришло, — сказала она, пытаясь притвориться оскорбленной. Но ее глаза сияли.
Брайан был ужасно недоволен. Он терпеть не мог, когда другие ждали, что он их осчастливит. Он никогда не оправдывал ничьих ожиданий.
Конечно, вся эта затея была ошибкой. Ужасной ошибкой, которая плохо кончится. Он обидит и Джессику, и Мишель.
— О, сегодня вечером звонила тетя Люси.
Брайан почувствовал, что каждая клеточка его тела кричит: «Воздушная тревога!».
— Чего она хотела?
Мишель закатила глаза.
— Хочет помочь мне купить одежду для школы. Сказала, что будет моей феей-крестной.
Люсинда действительно была крестной его племянницы, но, по мнению Брайана, совершенно не годилась в феи-крестные.
Когда он встретил на похоронах Люсинду, лучшую подругу Аманды, она выглядела еще более потрясающе, чем в школе. Брайан и Люси потянулись друг к другу, но дальше страстных поцелуев дело не пошло.
Она не могла выбрать более неподходящего момента для визита. Так получилось, что в его жизни сейчас одновременно присутствуют две женщины, которых он внезапно покинул. Чем он заслужил такое?
Глава седьмая
До выходного оставалось несколько дней. Именно на выходной было назначено второе свидание с Джессикой.
Все эти дни именно она занимала все мысли Брайана. Закат солнца напоминал ему о ее волосах. Не смыкая глаз, он лежал в постели и думал о ней, видел ее губы, ее тело.
В первый раз, когда он ей позвонил, Брайан почувствовал какой-то комок где-то в животе размером с валун, из тех, которые он собирал для кромки ее пруда.
— Э-э… — сказал Брайан в телефонную трубку. В последний раз ему было так неловко в тринадцать лет. — Я только хотел сказать: «Привет».
Он звонил женщине, чтобы сказать: «Привет». У него возникло ужасное чувство, что за этим последует нечто другое. Например, прерванные футбольные матчи и разговоры о продаже пикапа.
Но когда она ответила: «Привет» и он услышал ее счастливый голос — она явно обрадовалась его звонку, — комок у него в животе исчез и подступил к горлу. Он внезапно осознал, что превращать футбол почти в религию — глупо. И что это свойственно очень одинокому человеку.
Пожалуй, ради Джессики он мог и отказаться от футбола, но у него были и более серьезные сомнения. Брайан чертовски хорошо знал, что ему нельзя доверить такую хрупкую вещь, как счастье женщины.
— Сегодня я нашла кувшинки для пруда, — сообщила ему Джессика и стала подробно о них рассказывать. Брайан даже заслушался и подумал, что некоторые женщины приберегли бы подобный восторг, к примеру, для бриллиантов, но его милой Джессике нравились кувшинки.
Его? Он изумленно размышлял над этим словом.
— Чем ты сегодня занимался? — спросила она.
— Знаешь, как всегда. Арестовал одну старушку, поймал ребенка, который едва вышел из пеленок.
Джессика рассмеялась.
— Нет, на самом деле.
И Брайан рассказал ей, чем занимался на самом деле. Обычная, рутинная работа, если не считать того, что после дорожной аварии он помог растерянному, испуганному человеку. Разговор тек так непосредственно, будто последние четырнадцать лет они ежедневно беседовали друг с другом.
— Скажи, что ты думаешь о моей машине? — внезапно спросил он.
— О твоей машине? — Она рассмеялась. — Ну, мне нравится твоя машина.
— Ты шутишь, да?
— Нет, не шучу.
— Тогда скажи, чем именно она тебе нравится. — Брайан проверял ее. Не притворяется ли? Ведь женщинам такое свойственно.
— Ладно, она мне нравится, потому что не похожа на другие машины.
— А что еще?
— Мне нравится, что она старая, но с ней обращаются так заботливо, что она до сих пор кажется уютной, безопасной и надежной. Очень удобная машина. И мне нравится, как она пахнет. — После некоторого колебания Джессика робко сказала: — Мне нравится, как выглядит твоя рука, когда ты переключаешь скорости.
Брайан задохнулся. И спросил ее о самом важном:
— А если бы я тебе сказал, что обменяю ее на «ламборджини», что бы ты ответила?
— Ничего. Потому что никогда больше не стала бы с тобой разговаривать.
30 
