Голос его звучал глуше, стал очень нежным. Мягкий взгляд его карих глаз проникал ей в самое сердце, Жози чувствовала, как оно начинает таять от нахлынувших чувств. В смятении она покачала головой. Ее охватило отчаяние. Самая заветная мечта грозила обернуться кошмаром.
— О чем ты говоришь?
— О нас.
— Что значит «о нас»?
— Я хочу, чтобы наш брак был настоящим.
Он неотрывно смотрел на нее.
— Ты меня не любишь, — отозвалась она, не смея надеяться, что он станет опровергать ее слова.
— Я люблю тебя.
— Раньше ты меня не любил!
— Раньше? Господи, я так давно люблю тебя! Я знал, что ты сводишь меня с ума, но я не понимал, что это любовь, пока у тебя не начались роды.
— А что произошло, когда у меня начались роды?
— Мне хотелось сделать так, чтобы ты улыбнулась.
Так просто — и так нелогично. Жози больше не сомневалась. Она засмеялась. Качнула головой, пытаясь справиться с подступившими слезами.
— Почему ты мне ничего не сказал? — спросила она дрожащим голосом.
У него дрогнули губы.
— Я думал, ты меня не любишь.
— Но… Ты ведь страдал и томился от любви к другой женщине.
Сэм болезненно поморщился.
— Иззи сказала мне, что я идиот.
— Ты говорил об этом с Иззи?
— Мне не пришлось с ней об этом говорить. Это она поговорила со мной, — уныло ответил Сэм.
— И ты ей поверил?
Неужели действительно все произошло так просто?
— Я боялся поверить. Тогда она отправила мне по почте фотографию.
Он выпрямился, вытащил из заднего кармана портмоне, достал оттуда фотографию и протянул ей.
Жози посмотрела на фотографию, то есть на себя. Она и не подозревала, что все чувства к Сэму были так явно написаны у нее на лице. Она опустила голову и, сделав вид, что внимательно разглядывает мягкие волосики Джейка, дотронулась до его щечки. Сэм взял ее руку в свою.
— Ты любишь меня? — прошептал он с надеждой.
Жози наконец решилась поднять голову и встретиться с ним взглядом.
— Я люблю тебя уже много лет, — тихо сказала она.
— Лет? — чуть ли не возмущенно переспросил Сэм.
— Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Когда мы впервые встретились, я работала здесь уборщицей. Ты был моим идеалом настоящего мужчины.
Он фыркнул, немного смутившись.
— Ты же собиралась выйти замуж за Курта.
— А ты был помолвлен с Иззи, — напомнила она. — Решение о помолвке с Куртом было ошибкой. Надеюсь, я сумела бы во всем разобраться, прежде чем совершить безрассудство.
Она намотала на руку кончик одеяльца Джейка.
Сэм сначала не решался, но потом все-таки спросил:
— Ты ведь не считаешь безрассудством ту ночь, которую мы провели вместе?
Жози покачала головой.
— Конечно, считаю, но…
Она заглянула ему в глаза, надеясь, что он сумеет прочитать в них те чувства, которые она не в состоянии выразить словами.
— …если бы время повернулось вспять, я все равно поступила бы точно так же, — призналась она.
Жози перевела взгляд на сына и улыбнулась ему.
— Ради Джейка?
Они встретились глазами. Жози медленно покачала головой.
— Нет, не только ради Джейка. Ради тебя тоже.
Тогда он подошел к ней близко-близко, осторожно нагнулся, чтобы не придавить малыша, оказавшегося между ними, и коснулся ее губ. Затем быстро — Жози сочла, что слишком быстро, — отодвинулся от нее и вытащил еще одну фотографию из портмоне.
Это была фотография, которую Финн сделал сразу же после того, как заснял молодую мать. На ней был Сэм, смотревший на свою жену и сына с тем же самым выражением безграничной любви, что было написано и на лице Жози. Потрясенная до глубины души, она долго рассматривала фотографию, потом подняла глаза на мужа.
Он улыбнулся.
— Это для тебя, — сказал он, — чтобы ты никогда не забывала, как сильно я тебя люблю.
— Как ты думаешь, Хэтти очень бы расстроилась, если бы ты продал гостиницу? — спросила его Жози поздно вечером или, точнее сказать, рано утром, когда они лежали в объятиях друг друга.
— Полагаю, Хэтти хотела именно этого, когда завещала ее мне, — ответил Сэм. — Мне кажется, она заранее все продумала и была уверена, что все получится так, как получилось.
— А как быть с собакой и кошками?
— Их тоже можно продать.
— Ни за что! — Жози привстала было в кровати, но он потянул ее назад, прижал к себе, и она снова свернулась калачиком рядом с ним. — Их нельзя продавать, это же наши домашние!