– Ты замерзла?
Его вопрос прервал размышления Эмори.
– Что?
– Ты растираешь плечи. Тебе холодно?
– Нет.
Мужчина оставил разобранный тостер, встал и направился к камину. Когда поленья, которые он подбросил в огонь, загорелись, он поставил на место экран и жестом пригласил Эмори подойти.
– Двигайся ближе. Грейся.
– Кто привозит тебе дрова?
– Никто. Я сам рублю.
– Ты ходишь в лес и валишь деревья?
– Люди это делают, знаешь ли.
Никто из ее знакомых этого не делал. Все заказывали дрова у поставщика – их привозили и складывали – или покупали небольшие вязанки в супермаркете вместе с хлебом и молоком.
Довольный тем, что свежие дрова разгорелись, мужчина вернулся к столу, взял солнечные очки Эмори и передал их ей.
– Клей высох. Думаю, будет держаться.
Она проверила дужку на прочность.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Твои руки кажутся слишком крупными для такой мелкой работы. Я бы и не подумала, что ты настолько ловкий.
– Я могу быть ловким, когда обстоятельства того требуют.
Эмори поняла, что его забавляет ее неожиданный комплимент, и он доволен собой, потому что сумел удачно ответить. Отвернувшись от него, она сунула очки в карман рубашки. Мужчина сел к столу и снова начал возиться с тостером, явно совершенно довольный собой. Эмори вдруг показалось, что ее кожа ссохлась.
– Неужели это не сводит тебя с ума?
– Что?
– Тишина. Одиночество.
– У меня в ноутбуке есть музыка.
– Мы могли бы немного послушать?
– Отличная попытка, Док, но у тебя ничего не выйдет.
Эмори мерила шагами комнату.
– Разве скука не заставляет тебя развлечься?
– Мне никогда не бывает скучно.
– Как такое возможно? Чем ты занимаешься целый день? То есть когда не чинишь мелкие бытовые приборы?
Эмори хотелось обидеть его, но он не обиделся.
– Проектами.
– Например?
– Я строю сарай для моего пикапа.
– Сам?
– Это не слишком сложно, но я человек придирчивый, поэтому уходит много времени. Я надеялся закончить его до наступления зимы, – он бросил взгляд за окно. – Но не успел.
– Чем еще ты занят?
– Я мастерю книжные полки.
– И все? Это все, что ты делаешь? Бесцельно слоняешься по дому и вносишь мелкие улучшения?
– Я охочусь, пусть и не часто. Иногда хожу на рыбалку.
– Когда тебе надоедает оленина.
– Нет, я не люблю рыбу, поэтому всегда выбрасываю улов обратно. Много хожу пешком. Здесь великолепные пейзажи. Мне случается ночевать в палатке, но я предпочитаю мою постель спальному мешку.
– Значит, ты не против комфорта.
Мужчина ответил с полуулыбкой:
– Нет. Я люблю горячий душ и горячий кофе.
Эмори огляделась по сторонам, пытаясь оценить небольшое пространство, в котором он жил.
– Не могу представить себя запертой здесь, тем более, если мне нечем заняться.
– Я должен кое-что сделать. И я это делаю.
– Чинишь старый тостер?
На этот раз он не отреагировал на ее подколку. Откинувшись на спинку стула, он задумчиво смотрел на нее, постукивая маленькой отверткой по ладони.
– Есть и другие вещи, которые нуждаются в ремонте.
– И что будет, когда их больше не останется?
– Не думаю, что такое случится.
Более чем напуганная его тоном, предупреждавшим: «не переступай черту», Эмори сделала круг по комнате, подошла к одному из окон и отодвинула занавеску, чтобы посмотреть на улицу. Снегопад только усилился.
– Как далеко отсюда до Дрейкленда?
– Расстояние больше марафонской дистанции. Говорю на тот случай, если ты решишь бежать всю дорогу.
– Я провела там вечер пятницы, но почти не видела город. Он красивый?
– Почти цивилизованный. Есть сетевые магазины и кинотеатр с несколькими залами.
Она проигнорировала его сарказм.
– Как часто ты там бываешь?
– В кинотеатре?
– В городе.
– Езжу, если мне что-то нужно, и когда захочется ехать.
– Ты встречаешься с друзьями?
– Леди в пончиковой всегда со мной разговаривает. Она знает меня в лицо.
– Но не знает твоего имени.
Мужчина ничего не сказал.
– Нет друзей. Нет ничего… – Эмори не нашла подходящих слов и вернулась к камину и села. – Как ты зарабатываешь на жизнь? За что тебе платят?
– Мне хватает.
– Это не ответ.
– Я могу купить себе одежду и еду, но больших денег у меня нет, – помолчав, он добавил: – Не то что у тебя.
– У меня нет огромного состояния.
Он поднял одну бровь.