Созерцая школьный двор, я невольно вспомнила свое первое рабочее утро в Святой Елизавете, это преображение из ученицы в учительницу, страх, объявший меня, едва ко мне явились мои маленькие девочки — одни боязливы, другие вот-вот расплачутся, и все ждут, смотрят, что за наставница досталась им на ближайшие двенадцать месяцев. Естественно, я была самой молодой учительницей в школе, и большинство тех, кто сидел за учительскими столами в соседних классных комнатах, считанные годы назад учили и меня, а потому я прекрасно знала, сколь жестоки порой бывают эти люди. Эти самые дамы, что приветствовали меня поутру, словно закадычную подругу, не раз секли меня, и лицемерие их отнюдь от меня не укрылось; трепеща я пожимала им руки или заходила в учительскую чайную комнату — в ученические годы путь туда мне был заказан, а преступление границ не обещало ничего, кроме ужаса.
В тот день я поклялась себе ни за что не пугать моих маленьких девочек, не угрожать им и не пороть; им необязательно любить меня — воистину, оно и к лучшему, если они не станут питать ко мне любви, — однако мне потребно их уважение, и я изо всех сил постараюсь его заслужить. За три года моей службы в Святой Елизавете я обрела уверенность в себе; я наслаждалась своей работой и полагала, что выполняю ее небесталанно. Убежденная, что будущее не сулит мне замужества и семьи, я воображала, как проведу всю жизнь в четырех стенах классной комнаты; пролетят десятилетия, я буду стареть и седеть под неувядающим портретом королевы и принца Альберта, а маленькие девочки, мои маленькие девочки, пребудут неизменны и ничуть не повзрослеют, а в ежегодном новом наборе замелькают младшие сестры тех, кто уже сидел за этими партами. В глубине души я предвкушала тот первый день учебного года, когда ко мне придет ребенок, чью мать я когда-то учила. Вот тогда я пойму, что на своем месте добилась успеха.
Звонок в недрах школы пробудил меня от грез, и я зашагала к воротам; школьные двери распахнулись, и мальчики рассыпались по двору и расселись под белыми кленами, где открыли жестянки со скудными своими обедами. Кто-то уже за кем-то гонялся, после трех часов прилежания за партами выплескивая природную свою живость. Двое о чем-то заспорили и тут же подрались. Я помедлила, раздумывая, не следует ли мне вмешаться, но, к моему облегчению, из боковой двери выступил учитель, человек крутого нрава, судя по виду, и мальчики в страхе разбежались. Я отвернулась от них, вошла в школу через парадные двери и зашагала случайным коридором, озирая незнакомый интерьер.
Из классных комнат выходили мальчики — вероятно, лодыри и озорники, задержавшиеся после уроков, дабы выслушать внушение за некую провинность, — я заглядывала в открытые двери, убежденная, что с первого взгляда опознаю предмет моих поисков. Наставниками здесь были в основном мужчины, что обычное дело, сообразила я, в школе для мальчиков; отчасти удивительно, что искомую женщину наняли здесь служить, — наверное, это прогрессивное учебное заведение. В Святой Елизавете преподавал лишь один мужчина — единственное исключение сделали для Артура Кавена, — и я сомневалась, что в ближайшее время наймут его преемника. Равновесие пришлось бы кстати, мечтала я. Весьма отрадно, пожалуй, обсуждать классные уроки с приятными молодыми людьми.
Я дошла до конца коридора и уже собралась развернуться и зашагать обратно, но тут заметила ее. В классной комнате она была одна — стоя ко мне спиною, тряпкой стирала с доски утренние задания. Я наблюдала за нею, и в душе моей облегчение от того, что я наконец ее отыскала, мешалось с обидой, ибо она живет без стыда и печали, а моя жизнь полна горестей и неотступных опасностей. Я вошла и огляделась; детей в классе не было, что мне и требовалось, и я решительно захлопнула за собою дверь.
Она вздрогнула и обернулась, в страхе прижав ладонь к груди. В лице ее читался ужас — любопытно, всегда ли она была так пуглива. Впрочем, увидев меня и осознав, сколь глупо ее поведение, она усмехнулась.
— Прошу меня извинить, — сказала она. — Я витала мыслями вдали отсюда. Душа в пятки ушла. Нынче меня легко напугать. Я не всегда была такой.
— Я не имела в виду к вам подкрадываться, — отвечала я, хотя, говоря по чести, ровно это я и имела в виду. Я ведь не написала ей письма, не предупредила, что намерена прибыть в Лондон. Я не желала, чтобы она отложила нашу встречу или вовсе отказалась со мною увидеться.