Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
44 
Первым ее порывом было отказаться отвечать на эти вопросы. Но потом она поняла, что если уж она не может рассказать об этом мужчине, которого она любит, то кому тогда вообще рассказывать? Она вздохнула.
– Мне придется вернуться в те годы, когда мой отец еще не ушел от нас…
– Я слушаю тебя, – мягко сказал Джек.
Она посмотрела на него долгим взглядом:
– Ты когда-нибудь смотрел по телевизору шоу о барахольщиках?
– Да, было пару раз. – Джек чуть не сказал, какими отвратительными ему казались дома тех людей, но остановил себя.
Вивьен опять вздохнула:
– Судя по твоему лицу, ты уже понял, к чему я клоню. Да, моя мама была барахольщицей.
Джек не был шокирован, ему стало грустно.
– Я понял, – кивнул он. И он действительно понял. Неудивительно, что дети барахольщиков вырастают либо такими же, как их родители, либо диаметрально противоположными. Это объясняло, откуда у Вивьен такая тяга к чистоте.
– Из-за этого ваш отец ушел от вас? – спросил он.
– Да. Он больше не смог этого выносить.
– Она всегда была такой?
– Нет, конечно нет. Я помню, когда я была маленькой, мама всегда содержала дом в прекрасном состоянии. Но после того, как умер мой младший брат – ему была всего неделя, – она погрузилась в депрессию. Иногда она неделями не вставала с постели.
– А отец не отвел ее к доктору?
– Она не хотела идти.
– И тогда все это и началось?
– Да. Она не только не стала избавляться от всех тех вещей, которые купила для малыша, а наоборот, стала покупать новые. Одежду. Мебель. Игрушки. Словно Брендан был все еще жив. Мы бы могли обеспечить половину малышей в Австралии тем количеством вещей, которые она купила. Она ходила за покупками каждый день, пока однажды не отказалась выходить из дому. После этого она открыла для себя покупки через Интернет.
– То есть в вашем доме не было грязи, он был просто забит детскими вещами?
– Грязи там тоже хватало. Было невозможно убираться в комнатах, забитых сверху донизу. В доме не было ни одной комнаты, ни одной плоской поверхности, где бы не лежали вещи. Даже на кухне. Даже в раковине. В конце концов мы перешли на еду из службы доставки.
– И ты питалась только такой едой? Пиццами и прочей подобной ерундой?
– Да, и довольно долго. Но когда я перешла в старшие классы, я поняла, что становлюсь толстой. Тогда я потребовала более здоровой еды. Но маму не интересовала готовка, а кухня была просто катастрофой. Я пыталась навести там порядок, когда приходила из школы, но это оказалось невозможно. В конце концов я договорилась с ней и переехала в большую спальню, у которой была отдельная ванная комната и туалет и достаточно места, чтобы устроить отдельную кухню. Там, конечно, была только микроволновка и тостер, ну и еще маленький холодильник, оставшийся от папы. Приходя домой, я сидела только в той комнате, махнув на остальную часть дома рукой. Естественно, не было и речи о том, чтобы приглашать домой одноклассниц, тем более с ночевкой. Так что у меня не было близких подруг, пока я не закончила школу и не съехала оттуда. Ну и никаких мальчиков, конечно. К тому времени у меня совсем не было навыков общения с противоположным полом. Я была девственницей до двадцати одного года, что можно назвать рекордом в наши дни.
– Для такой красивой девушки, как ты, это точно рекорд. Ты очень красивая, Вивьен, и внешне, и внутренне. И очень смелая. Это печальная история. Но ты выжила, и я могу только восхищаться тобой. Давно с твоей мамой случился сердечный приступ?
Вивьен скривилась:
– На самом деле, это был не сердечный приступ. Она запуталась в вещах, которые стопками лежали на лестнице, упала и сломала себе шею. Я ее постоянно предупреждала, что такое может случиться, но она меня не слушала. Само собой, когда я переехала оттуда, все стало еще хуже. Ступени были просто завалены вещами. Не только детские вещи, но и куча всего другого, что ей было совершенно не нужно. Обувь. Сумки. Лампы. Украшения. Когда я не смогла дозвониться до нее однажды вечером – а я ей звонила каждый вечер, – то поехала туда и обнаружила ее тело у подножия лестницы.
– Ох, Вивьен! Это ужасно.
Воспоминания до сих пор причиняли ей боль. Несмотря ни на что, она любила свою мать. Хотя та не отвечала ей тем же. Может, как раз поэтому она и поддалась на ухаживания Дерила. Ведь он все время говорил, что любит ее. Именно поэтому она и чувствовала себя такой подавленной и опустошенной, когда поняла, что его все его заверения в любви были ложью с самого начала. Джек, по крайней мере, никогда ей не врал. Она это уважала.
44 
