– Она ни за что не расстанется с ними, – лениво ответила гувернантка, когда Бьюла начала рыдать о своих любимцах, а Арабелла спросила, что делать с котятами.
Было совершенно очевидно, что в вопросах воспитания мисс Харрисон решила придерживаться линии наименьшего сопротивления. Гувернантка разрешала делать все, что угодно, лишь бы это не нарушало ее покоя.
Арабелле стало ясно, почему доктор Симпсон так стремился найти кого-нибудь, кто стал бы играть с Бьюлой и по возможности учить ее. Мисс Харрисон не делала ни того, ни другого. Ее разговоры с девочкой ограничивались лишь распоряжениями садиться за стол да отправляться спать. Похоже, гувернантку совершенно не волновало, чем девочка занимается, что ее радует или огорчает.
Мисс Феллоуз оказалась худосочной, злобного вида особой. У нее, по-видимому, не было других забот, кроме как сидеть в кресле рядом с мисс Харрисон и сплетничать, сплетничать, сплетничать.
За этим занятием они и провели почти все утро, а сразу после плотного, изысканного завтрака, поданного двумя лакеями, мисс Харрисон удобно устроилась на кушетке, подложив под голову ворох подушек и укутав ноги меховым покрывалом. На маленький столик рядом с кушеткой лакей поставил поднос с коньяком, и это после обильных возлияний гувернантки за едой.
Ни минуты не сомневаясь, что мисс Харрисон вряд ли заинтересуется ее передвижениями, Арабелла тихонько выскользнула из детской, но направилась не в свою комнату, а спустилась в главные покои замка. Парадная лестница с резными перилами, увешанные фамильными портретами в золоченых рамах стены выглядели впечатляюще. А вот оценить великолепие гостиной оказалось нелегко: мебель закрывали полотняные чехлы, ставни на удлиненных окнах были заперты, а в комнате пахло плесенью и сыростью. Глубоко разочарованная Арабелла закрыла дверь.
Соседняя комната показалась девушке неинтересной, и, миновав ее, она распахнула большие двойные двери. Открывшаяся картина заставила ее задохнуться от счастья: это была библиотека!
Комната с пола до потолка была уставлена книгами, и даже в полумраке от их кожаных переплетов стены играли целым калейдоскопом красок. Арабелла бросилась раздвигать шторы, открывать пошире окна, ей хотелось впустить в комнату побольше воздуха и солнечного света.
Книги! Книги! Больше, чем она когда-либо видела, больше, чем могла бы прочитать за всю жизнь. Книги! И никто не скажет: "Чтение не для женщин", как всегда говорил ее отчим, неизменно добавляя при этом: "Мужчине нужна жена, черт возьми, а не синий чулок!"
Все в библиотеке было пропитано запахом старой кожи и пыли, которая толстым слоем покрывала все вокруг. Пробежав кончиками пальцев по книгам, Арабелла поклялась себе, что позаботится о них и вернет им былую горделивую красоту.
Высокий потолок был расписан изображениями богов и богинь, в огромном зеркале над каминной полкой отражались корешки книг. Девушка ощутила ни с чем не сравнимый восторг! Теперь ничто не помешает ей заняться своим образованием, она будет читать классику!
В латыни и греческом ее наставлял деревенский викарий. Это был широко образованный человек, любивший знания и умевший учить. Отец Арабеллы не раз говорил, что раз уж Бог не дал ему сына, дочь должна получить мужское образование.
"Почему женщин нужно непременно считать дурочками?" – как-то спросил он.
"Вот я, к примеру, не очень-то сильна в грамоте, – ответила на это мать Арабеллы. – Ты что же, считаешь меня глупой?"
Отец рассмеялся, и осторожно приподняв ее подбородок, повернул ее лицо к себе.
"Только такие прелестные женщины, как ты, могут не быть умницами, – мягко сказал он. – Арабелле никогда не сравниться с тобой в красоте. Так пусть у нее будет хоть что-то за душой, кроме хорошенького личика".
Решение отца Арабеллы было одобрено, как одобрялось все, что он предлагал. Однако новое замужество матери положило конец тому, что сэр Лоренс, ее второй муж, называл "эти дурацкие уроки".
"Лучше научи девчонку шить, – заявил он. – Домашний уют и покой, вот что понадобится ее мужу, если, конечно, ей удастся заполучить его, а вовсе не ученые дискуссии".
Старый викарий был в смятении.
"Если бы ты была юношей, ты получила бы все почетные награды в университете".
"Если бы я была юношей! – повторила Арабелла. – Кто бы знал, как мне отвратительно, что я женщина! Я ненавижу, когда мной командуют, проверяют, отдают распоряжения и заставляют повиноваться чужим желаниям".