Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
63 
– Вот, княже. Утром из снега топили, - протянул небольшой бурдючок холоп.
– Никита!
– Прости, Андрей Васильевич… Чего татары-то от тебя хотели?
– Да так, из вежливости. Отца хвалили, мне добрые слова сказывали.
– Никак, дружбы вашей басурмане ищут?
– Может статься, и нашли, - пожал плечами Андрей. - Батюшку надобно спросить.
Такое среди извечных врагов случалось не раз и не два. Родовитые полоняне, подолгу жившие в домах и семьях своих победителей в ожидании выкупа, и их пленители привыкали друг к другу, находили общий язык, превращались в близких друзей и оставались ими по возвращении выкупленных на русскую землю. Порой даже роднились, навещали друг друга… Что не мешало друзьям временами сходиться на поле брани в смертной сече. Ничего не поделать, таков долг службы.
Но служба - одно, а личные отношения - другое.
Дровосеки явились примерно через час, ведя в поводу тяжело груженных лошадей. Андрей поднялся навстречу, и они с отцом снова обнялись.
– Ну, ты как? - поинтересовался Зверев. - Пока татары спят, можешь сказать как есть.
– Не спят, - покачал головой боярин. - Мурза у старшей жены, братья его в своей юрте в кости играют, племянник же и один из сыновей к табуну поехали пастухов проведать.
– Да бог с ними, с крымчаками. Ты как?
– Сам ведь видел, Андрей. Ем за одним столом, сплю в одной юрте. Одет как родич. Почетный пленник. Одна беда, что скучно. Дела для меня тут нет, храм ближайший токмо в Карасубазаре. Порой с мурзой к отаре или табуну съезжу, иногда на скалы схожу. Вот и все занятие. Поведай лучше, как там матушка, как сам, как Полина, дети?
– Дома у меня, милостью Божьей, жаловаться не на что. Здоровы все, растут и веселятся. Лихоманка не добралась. Ольга Юрьевна горевала по тебе сильно, в монастырь хотела уйти. Насилу отговорил. С хозяйством же порядок. Недоимок нет, крестьяне от оброка не бегут.
– Отчего постриг хотела принять? Нечто не дождаться? Не навек в полоне - государь, вестимо, каженный год полон откупает.
– Весть дурная поначалу пришла: что посекли тебя в порубежье насмерть. С выкупом тоже неладное случилось. Государь посольство посылал, союз предлагал хану супротив ляхов. Да рассорились послы с Девлет-Гиреем, с руганью уехали, ни о чем не сговорились. Вот и выкупить пленных не вышло. Теперь я этим занимаюсь, но дело еще не слажено.
– Сладится?
– Надеюсь. Но ты не беспокойся, отец, тебя я прямо сейчас выкуплю. Матушка исстрадалась, мне тревожно. Поместье рук твоих и воли просит.
– Один не поеду, - покачал головой боярин. - Видишь, на виноградниках смерды трудятся? Тоже ведь полоняне все. Мы ели - они работали, мы спали - они работали. Мы лясы точим - они токмо трудятся. Сердце кровью обливается сие каженный день созерцать. Татары их ведь и не кормят толком, не одевают, спать под крышу не пускают. Кто как может из невольников, тот так и изворачивается. Объедки обгладывают, что после татар и жен их остаются, улиток и червяков жрут, лягушек летом ловят, шкурами выброшенными заматываются, под возки и попоны от ветра прячутся, вместе сбиваются, дабы теплее было. Мрут, просто страх. Крымчаки скот свой больше берегут, нежели полон наш.
– Проклятие… - Андрей только и мог, что стиснуть кулаки.
– Я совестить пытался, - вздохнул Василий Ярославович. - Токмо Янша-мурза сказал, что лошадей и овец он своих не кормит, те сами о пропитании заботятся. Вот пусть и невольники тоже сами еду ищут, не его забота. А коли умирают, так он летом в набеге еще наловит. Сказывает, его припасов и так немного, на род его едва хватает. И тратить мясо и зерно, крымчакам отложенное, на иноверцев он не станет. Я боярин родовитый, меня на кошт взял. Безродных же смердов в христианских землях несчитано, их беречь ни к чему.
– С тобой нас семеро, отец. Их же всего…
– Перестань, Андрей! - не стал даже дослушивать Василий Ярославович. - Коли с этим кочевьем мы и управимся, все едино сквозь Крым столь малым числом не пройдем. Невольники от здешней жизни слабы, еле ноги волочат. Пользы от них никакой не будет, токмо обуза. Погубим всех, и сами зазря сгинем. Опять же кровь проливать в доме, что приют тебе дал - грех страшный. Хоть они и татарыдушегубы, да я все едино их гость. И ты, Андрей, тоже.
– У меня от силы триста рублей осталось, отец, - признался Зверев. - Токмо и хватит, что тебя выкупить да домой вернуться. Тоже ведь расходы не маленькие. Я ведь, как про плен твой узнал, так сколько было при себе денег, с тем и поехал. Для обычного пути, для хлопот домашних в усадьбе, али на подворье сего с избытком хватало, богатым гоголем ходил. По сим же нуждам нищ донельзя. Тебя выкуплю, еще двух-трех смердов освободить могу. Все, на большее не хватит.
63 
