– Коли так, пусть везет золото, зимми. Я же велю собрать весь полон сюда.
– Досточтимый Барас-Ахмет-паша желает, чтобы полон был вывезен морем, - сообщил тощий помощник наместника, возвращаясь на стену.
– Да-да, - спохватился осман. - Не желаю, чтобы по крымским владениям султана разъезжали шесть сотен неверных воинов. Я не доверяю этим жалким существам.
Зверев поймал на себе колючий взгляд Тахи и почтительно склонил голову:
– Твоя воля для меня закон, уважаемый…
Лишенный воли, наместник не был лишен разума. И его требование звучало вполне резонно. Андрей не имел желания позорить свою жертву в глазах подчиненных, заставляя идти на попятный. Пусть будет «морем», лишь бы прочие условия выкупа остались в силе.
– Ага, вот и она! - обрадовался наместник, увидев невольника, забрал у того сверкающую жемчугом горку непонятного назначения, выпрямился: - Иди сюда, красивый юноша… - Барас-Ахмет-паша развернул сверкающее одеяние, накинул на младшего Андрея, и стало понятно, что это суть одно большое украшение из перламутровых пластинок, укрывающее и голову, и плечи, и все тело до бедер. - Да, оно делалось словно специально для тебя! Ты стал похож на гурию из райского сада!
Сравнение Звереву очень не понравилось, и он заторопился:
– Так ты подтверждаешь наш уряд, досточтимый? Коли так, к пятнадцатому июля я готов доставить сюда выкуп полностью.
– Да-да, - отмахнулся осман и протянул мальчику длинный кинжал в покрытых тонкой чеканкой ножнах и с чеканной же рукоятью. - Когда ты станешь сельджуком султана, этот клинок поможет тебе разить неверных.
– Благодарю тебя за милость, досточтимый Барас-Ахмет-паша, - засуетился Зверев. - Коли ты утверждаешь наш уряд, подписанный государем, я должен спешить за выкупом.
– Да, торопись, - рассмеялся турок. - Серебро всегда пригодится казне султана, дабы разить и разить неверных.
– Спасибо, - пробормотал сын приказчицы, вынув из ножен покрытый булатной вязью клинок. - Очень рад.
– Мыслю, мы увидимся еще не раз, прекрасный юноша, - пообещал осман, и Зверев тут же вскочил из-за стола.
– Идем! Чтобы успеть привезти выкуп пятнадцатого июля, нам нужно спешить. Ведь ты приказал заплатить за полон не позднее этого дня, досточтимый Барас-Ахметпаша? - почтительно поклонился князь.
– Да, я так хочу, - подтвердил наместник.
– Мы велим собрать пленников здесь к указанному дню, русский зимми. На соседней скале, - многозначительно намекнул тощий Таха.
Андрей тут же понял, кто именно оставил неизменной сумму выкупа за близкого к царю опричника. Ведь об опричниках паша не обмолвился ни словом - вот пятнадцать тысяч и остались пятнадцатью… Но теперь это уже не имело никакого значения.
– Я исполню твою волю в точности, - оберегая авторитет жертвы, подобострастно поклонился Зверев и попятился по стене к приставной лестнице, шепнул тезке: - Уходим, Андрей, уходим…
– Ты умеешь радовать мою душу, русский зимми, - помахал ему вслед Барас-Ахметпаша, прихлебывая кофе из крохотной чашечки. - Приезжай чаще, и я сделаю твое будущее покойным.
Зверев не ответил - он уже спускался со стены, сражаясь с бушующим в черепушке штормом. Черная османская воля так и рвалась обратно к своему хозяину.
– Вроде татарин-то этот - хороший человек, - вдруг высказался мальчишка. - Добрый и симпатичный, мне понравился.
– Истинно так, - не стал спорить Андрей. - Трудно поверить, но хорошие люди есть везде. Кольчугу перламутровую лучше сними, а то зацепишься за камни, попортишь.
Спускаться вниз, вопреки расхожему мнению, оказалось куда легче, чем подниматься. Уже через полчаса оба Андрея оказались на причале и забрались в ушкуй. Янычар проводил их недовольным взглядом, но на этот раз не произнес ни слова.
– В Балаклаву правь, - прищурившись на небо, приказал Зверев рыжему корабельщику. - Коли повезет, еще сегодня успеем закончить все дела.
– Ты решил взять товар, княже? - усмехнулся тот. - И то верно, чего попусту плавать? Но от гребцов отказался зря, возвертаться тяжело будет.
– Разберемся, - хмуро ответил Андрей.
В бухту под крепостью Чембало они вошли уже через час, остановились у крайнего причала. Оставив корабельщиков ждать хозяина для уговора об оплате, Андрей с мальчишкой отправились в город.
В Балаклаве, как и во всяком портовом городе, было все, что только мог пожелать проезжий купец. И хотя главным невольничьим рынком Крыма считалась Кафа, здесь, всего в полуверсте от моря, тоже имелись торговые ряды с богатым выбором живого товара. Погода была теплая, и девушки возрастом от десяти и до двадцати примерно лет стояли здесь обнаженными. Приходящие купцы проверяли упругость их грудей, заглядывали в зубы, щупали иные места. Рядились с торговцами и уводили товар. Или шагали дальше. Мальчиков тоже продавали голыми, молодые парни же были обнажены до пояса, дабы продемонстрировать мышцы, крепость торса. Это и был самый дорогой и ходовой товар. Прочих невольников - женщин постарше, мужчин щуплых и просто в возрасте - собрали в задних рядах. Их внешними достоинствами мало кто заботился, а потому они оставались в тряпье, в котором еще угадывались бывшие рубахи и сарафаны, кофты и порты, платки и юбки. Все прочее, имевшее какую-то ценность, давно было отобрано и продавалось отдельно.