40 
— Да выпьем его сейчас, и всё!
Марья Ивановна решительно отстранила ее от этого сложного дела, непосильного для нежных девичьих ручек.
— Не трогай, а то штопор сломаешь! Хрупкий он очень, поскольку дешевый, китайский! Да и навыка у тебя нет! Ты небось за всю свою жизнь ни одной бутылки не открыла!
Лиза покорно кивнула головой, досадуя на сей огромный пробел в своем образовании.
— Никогда. Смотрела только. — И горько прошептала: — Но мне всегда так хотелось открыть самой хоть одну, пусть самую малюсенькую, бутылочку!
В ответ на это Любовь Николаевна переглянулась с Катей и, пользуясь тем, что Лиза, как завороженная, наблюдала за чарующей процедурой открывания бутылки, небрежно помахала рукой перед собственным носом, намекая на некоторую оторванность их сослуживицы от суровых реалий обычной жизни. Катя согласно покивала в ответ, подтверждая этот вывод.
Наконец вино было открыто. Дабы перебить неслужебный аромат, дамы заварили крепкий кофе, разлили вино по чайным чашкам, наполнив их до краев. Устроились за столом Марьи Ивановны, как самым удаленным от входа, чтобы в случае внезапного появления начальства не быть застигнутыми врасплох.
— Да, какая профанация! — Любовь Николаевна с наслаждением втянула в себя изысканный винный аромат и вздохнула. — Коллекционное испанское вино из чайных чашек! Даже цветом полюбоваться не можем! — отпив глоточек, восхищенно закатила глаза. — Божественно!
Лиза тоже пригубила вино и удовлетворенно прищелкнула языком.
— Да, вкусно. Честно говоря, Зайцев меня удивил. Я была уверена, что он просто проигнорирует мои слова, и всё. А он купил, да еще и действительно хорошее вино.
Женщины молча смаковали вино, закусывая разломанным на дольки горьким шоколадом, пожертвованным обществу Марьей Ивановной. Выпив кружку до половины, Катя задумчиво констатировала недостойный истинных леди факт:
— Не стоило пить натощак столько вина. Развезет.
Любовь Николаевна лишь небрежно пожала плечами. Она за себя не волновалась. Пустяки, это же не водка.
— Лиза, а почему ты Максу отставку дала? Парень такой представительный, в Новый год мне очень понравился. — Марья Ивановна всё никак не могла смириться с нескончаемым калейдоскопом Лизиных ухажеров.
Та деревянно выпрямилась.
— Не стоило ему питать слишком много надежд. Замуж за него я не собиралась, а он начал уже на что-то там рассчитывать.
Катя укоризненно сказала, вспоминая симпатичного Лизиного кавалера:
— А зачем тогда голову парню кружила? Он же надеялся на что-то, когда по дорогущим кабакам тебя возил?
Лизонька мрачно улыбнулась сложившемуся у сослуживиц негативному мнению о собственной персоне.
— Почему вы считаете, что меня только по кабакам возить и можно? А в театры и на концерты нельзя? Да и в моем возрасте сидеть дома ненормально. Мне развлекаться положено. Пока молодая. — Последние фразы она сказала чужим требовательным голосом, и все поняли, что она кого-то процитировала.
Марья Ивановна осторожно спросила, бесшумно поставив кружку на полированную столешницу и внимательно вглядываясь в запечалившиеся глаза визави:
— Это тебе отец так говорит?
Лиза скованно подтвердила:
— Конечно. Кто же еще?
Любовь Николаевна, почувствовав, что Лиза, обычно никогда ничего про свою семью не говорившая, несколько размякла от выпитого без закуски вина, попыталась разузнать побольше из жизни богатых и знаменитых.
— А мать что? Она с отцом не спорит?
Лизонька отхлебнула еще глоточек, сладко почмокала губками и задумчиво проговорила:
— А мама что? Мама ничего. Они с отцом в разводе, живут друг от друга далеко, потому и не спорят. Да они и раньше никогда не спорили.
Любовь Николаевна, не понимавшая, с чего можно разойтись, если жить богато и не споря, несдержанно заявила:
— Заелась, видимо, твоя мамочка, если развелась с таким человеком, как твой отец. Я его несколько раз видела — роскошный мужчина!
Лиза сильнее обхватила кружку внезапно задрожавшими пальчиками.
— Да, папочка роскошный мужчина. И больше ничего о нем не скажешь!
Опытная Марья Ивановна уверенно уточнила:
— Наверняка матери изменял, раз про него ничего доброго не скажешь!
Лиза понурила головку. Даже локоны опустились и легли на плечи печальным облаком.
— Конечно. Постоянно, сколько себя помню. Мама каждый вечер ждала его, в окно выглядывала, ночами не спала. Слишком уж любила. Без конца ему все его похождения прощала. Любовницы уже так обнаглели, домой ему звонили, свидания при ней назначали. А она молчала. Я хоть и ребенком была, а всё понимала. В доме аура была такая… несчастливая. Мамочка пыталась это от меня скрывать, но как скроешь тоскливые глаза? Или то, что папаша опять дома не ночевал?
40 
