Последние отзывы

  42  

Амелия явилась в госпиталь в маскарадном костюме для Хэллоуина. Не забыла она и выкрасить лицо зеленой краской, чтобы Маршалл мог в полной мере оценить ее наряд (как сказала Мелисса, в госпиталь девочку пропустили в таком виде только потому, что она была дочерью президента страны). Когда Амелия поцеловала лежащего на койке Маршалла, часть краски перекочевала с ее щек на его лицо, но он не возражал. Более того, чтобы девочка не слишком расстраивалась, Маршалл соврал, что почти не переживает из-за руки.

– А ты… ты правда на меня не сердишься? – тихо спросила Амелия, внимательно глядя ему в лицо. – Ведь твоя рука… это из-за меня!

Маршалл бросил быстрый взгляд на Мелиссу, которая рассеянно поглаживала ладонями свой огромный живот и мечтательно улыбалась, и покачал головой.

– Ничего подобного. Напротив, я бы рассердился, если бы ты погибла, – сказал он мягко. – Я… я просто не мог допустить, чтобы это случилось с тобой!

Маршалл действительно готов был отдать жизнь и за Амелию, и за остальных членов президентской семьи. И то, что, выполняя свой долг, он лишился не жизни, а всего лишь руки, могло считаться большим везением. Мысль эта внезапно показалась Маршаллу настолько удивительной, что он невольно задумался. В самом деле, на что он жалуется? Он жив, да и врачи сказали, что он может вести совершенно нормальную жизнь и заниматься всем, для чего хватит и одной руки. Правда, последнее обстоятельство существенно сужало возможное поле деятельности, но Маршалл решил, что как только он выйдет из госпиталя, то сразу попробует разобраться, что по плечу «однорукому бандиту», а что – нет. Да, он больше не сможет работать в поле, не сможет охранять президента, а также играть на скрипке или на фортепьяно (он, собственно, и не собирался), ну так что с того? Наверное, в мире найдется еще много интересных занятий помимо чтения бумажек в латиноамериканском секторе Пентагона или любого другого министерства. На протяжении многих лет он считал, что его предназначение в жизни – скитаться по дальним уголкам джунглей и, рискуя собой, пытаться перехитрить подозрительных и хитрых наркобаронов вроде Рауля. Ни о чем другом он никогда не задумывался и теперь никак не мог решить, что же ему теперь делать. Ничего конкретного ему на ум не приходило – Маршалл был уверен лишь в том, что это будет нечто такое, чем он никогда прежде не занимался и заниматься не собирался. Одно это способно было вогнать его в тоску, но Мелисса и Амелия снова и снова напоминали ему, что он остался в живых, а значит, для него еще не все потеряно. Почему его не убила шальная пуля, Маршалл сказать не мог. Наверное, это все-таки было везение, чудо, а раз так, то почему бы другому чуду не помочь ему отыскать в жизни место, которое придется ему по душе?

– Спасибо, что спас меня. И маму, и ребеночка… – снова сказала Амелия, и Маршалл увидел, что в ее глазах дрожат слезы. – Скажи, ты еще придешь нас навестить? Ты приходи – папа говорит, что теперь ты не поедешь в свою Южную Америку…

– Не поеду, – кивнул Маршалл. Он очень старался не показать, как он огорчен, но если Амелию еще можно было провести, то обмануть Мелиссу нечего было и думать. Она-то точно знала, что́ он пережил, какое крушение надежд. В тридцать лет остаться без руки – подобное было бы серьезным испытанием для любого человека, и в особенности – для того, кто предпочитал риск и опасности спокойной кабинетной работе. То, что Маршалл был теперь настоящим героем, сумевшим предотвратить страшную трагедию, мало что меняло, ведь его отважный поступок остался в прошлом, а в будущем… будущее представлялось туманным не только ему самому, но и Мелиссе.

– А я все равно рада, что ты туда не поедешь, – упрямо проговорила Амелия, и Маршалл понял, что недооценил ее сообразительность и ум. – Ты не поедешь в Южную Америку, и плохие дяди тебя не убьют. Папа сказал, что, когда ты был там в последний раз, тебе очень повезло, и если ты отправишься туда снова, все может закончиться гораздо хуже.

Услышав эти слова, Маршалл делано рассмеялся.

– Ну, раз так говорит сам президент, значит, так оно и есть, – сказал он, а сам подумал, что для него было бы, наверное, лучше умереть, чем вести жизнь инвалида, чьи возможности серьезно ограничены, причем именно в той области, которая интересовала его больше всего. Ему уже не раз сказали, что существует бесчисленное множество дел, которые он может научиться делать одной рукой. Водить машину, кататься на лыжах, играть в теннис, заниматься спортом, работать на компьютере – все это он мог освоить, и сравнительно быстро, поскольку был правшой, а бездействовала у него левая рука. И только для работы под прикрытием однорукий агент не годился, поскольку был слишком приметным. Кроме того, человек с одной действующей рукой не смог бы в критической ситуации быстро перезарядить пистолет или применить приемы рукопашного боя. Билл Картер успел сообщить Маршаллу, что из Управления по борьбе с наркотиками его уволят, правда – с почетом, как героя, пострадавшего при исполнении служебных обязанностей. Президент лично распорядился, чтобы ему назначили повышенную – с учетом его особых заслуг – пенсию, так что о финансовых вопросах Маршаллу тоже можно было не беспокоиться. С какой стороны ни посмотри, это было достойное завершение карьеры, но все же это было именно завершение – конец, за которым начинались неизвестность, одиночество, отчаяние. Теоретически ничто не мешало Маршаллу начать свой бизнес, купить дом или просто жить в свое удовольствие, нигде не работая: для этого вполне хватило бы пенсии и «боевых» – дополнительных выплат за риск, – которые он получал во время работы под прикрытием и которые так и не успел потратить, но к спокойной жизни хорошо обеспеченного пенсионера у него не лежала душа. Но и чем ему заняться, он не знал. Будущее лежало перед ним словно голая пустыня, в которой не было ни деревца, ни былинки. Маршалл никогда ничего не боялся, но это простирающееся впереди пустое пространство пугало его не на шутку, и лишь глядя на Амелию и Мелиссу, он испытывал радость от сознания того, что сумел сделать в жизни что-то по-настоящему хорошее. Что-то такое, что оправдывало его существование. Нет, он не взвешивал шансы, не пытался решить, стоит ли ему рисковать или нет – он подставил себя под пулю, повинуясь рефлексу, внезапному порыву, поднявшемуся откуда-то из глубины его существа. Поступить иначе Маршалл не мог, и сейчас ему казалось, что он сумел хотя бы отчасти вернуть долг, искупить свою вину перед вселенной за двух не совершивших никакого зла людей, которые погибли из-за него.

  42