Последние отзывы

  61  

«Ритц», как всегда, великолепен, и я вдруг вспоминаю, как была здесь на свидании с Люком в те стародавние времена, когда мы даже не встречались. Кто бы мог подумать, что мы поженимся и у нас будет дочь. Кто бы мог подумать, что я предам его и отправлюсь на тайную встречу с его матерью…

Нет. Стоп. Не будем об этом.

Мы входим в «Ритц» и натыкаемся на невесту в потрясающе узком платье и фате до полу, на голове у нее диадема, и я испытываю жгучую зависть. Боже, я бы с удовольствием еще раз вышла замуж.

За Люка, разумеется.

– Пин-сесса. – Минни тычет в невесту пухленьким пальчиком и хлопает длиннющими ресницами. – Пин-сесса!

Невеста поворачивается и очаровательно улыбается Минни. Вынимает из своего букета маленький розовый бутон, шелестя, подходит к нам и протягивает цветок Минни, та сияет и тут же тянется к самой большой и самой пышной розе в невестином букете.

– Нельзя, Минни. – Я успеваю вовремя перехватить ее ладошку. – Спасибо! – говорю невесте. – Вы прелестно выглядите. Моя дочь приняла вас за принцессу.

– Пине? – таращится по сторонам Минни. – Пине?

Невеста смеется и указывает на мужчину в смокинге:

– Вот мой принц, лапонька.

Ох. Квадратный лысый коротышка за пятьдесят больше похож на лягушку, чем на принца. Минни озадаченно хмурится, она явно не удовлетворена.

– Пине? – снова лепечет она. – Где пине?

– Поздравляем, счастливого вам дня! – поспешно встреваю я. – Нам надо идти… – Быстро тащу Минни прочь, а ее голосок продолжает звенеть: – Где пине?

У меня появляется маленькая надежда на то, что мужчина у стойки регистрации скажет: «Простите, Элинор Шерман ушла» – и мы сможем забыть обо всем и отправиться в «Хэмлис»^[17]. Но Элинор явно предупредила персонал о нашем визите, потому что консьерж говорит: «Ах да, гости миссис Шерман» – и сам провожает нас к лифту. И я, не успев опомниться, уже стою в светлом, устланном ковром коридоре и стучу в дверь, рука у меня дрожит.

Да, это ужасная идея. Ужасная, ужасная идея…

– Ребекка. – Элинор открывает дверь так внезапно, что я вскрикиваю от испуга.

– Здравствуйте.

Я крепче сжимаю ручку Минни, и какое-то мгновение мы молча стоим на пороге. Элинор в белом костюме букле, на шее у нее ожерелье из крупного жемчуга. Она, кажется, еще больше похудела.

И вдруг я понимаю, что ей тоже страшно.

Все перевернулось с ног на голову. Это я всегда цепенела при виде нее.

– Входите. – Элинор отступает, и я осторожно подталкиваю Минни в номер.

Комната прекрасна, великолепная обстановка, вид на парк, на столике серебряный чайник, чашки и роскошная многоярусная вазочка с крошечными эклерами и прочими сладостями.

Подвожу Минни к дивану и усаживаю. Элинор тоже садится.

Повисает нервная, напряженная тишина.

– Хочешь чаю? – наконец спрашивает Элинор у Минни.

У малышки на лице растерянность. Похоже, Элинор внушает ей страх.

– Это «Эрл Грей». Я закажу что-нибудь другое, если хочешь.

Интересоваться у двухлетнего ребенка, какой сорт чая та любит? Она когда-нибудь имела дело с детьми?

Очевидно, нет.

– Элинор… – осторожно говорю я, – Минни не пьет чай. Она не знает, что это такое. Горячо! – предупреждаю я Минни, которая уже тянется к чайнику. – Нельзя, Минни.

– О, – смущается Элинор.

– Но она съест печенье, – тут же добавляю я.

Мне и самой нравится, как выглядит это печенье. И пирожные.

Кончиками пальцев Элинор берет печенье, кладет его на роскошную тарелочку и протягивает Минни. Она ненормальная? Бесценная фарфоровая тарелочка из «Ритца»… и маленький ребенок? Мне хочется закрыть глаза. Ведь Минни может уронить тарелочку, швырнуть ее, раскрошить печенье, устроить беспорядок…

Но, к моему удивлению, Минни сидит совершенно прямо, тарелочка у нее на коленях, к печенью она не притрагивается, глаза ее по-прежнему прикованы к Элинор. Моя дочь словно загипнотизирована. Как и Элинор.

– Я твоя бабушка, Минни. Ты можешь называть меня… бабушкой.

– Баушка, – неуверенно повторяет Минни.

Я в панике. Нельзя, чтобы Минни повторяла дома «баушка». Люк наверняка захочет узнать, о ком это она.

Я даже не смогу притвориться, что речь идет о маме, потому что Минни называет ее «бауля».

– Нет, – торопливо возражаю я. – Она не может звать вас так. Если она произнесет это слово дома, то Люк все поймет. А он не знает, что я здесь. – В голосе у меня сквозит напряжение. – И не должен знать. Хорошо?

  61