57 
— Гражданин, нельзя ли поосторожней, — капризным тоном возмущаюсь я.
— Заткнись! — отвечает он и снова, спотыкаясь на ступеньках, несется вверх по лестнице.
Я выхожу на улицу. В замке стоящей напротив машины, как ожидалось, торчат ключи. Оно и понятно. Я роняю на переднее сиденье спасенного мной агента и нажимаю на газ.
Эх, жаль ремонт доделать не успел. Завтра понаедет сюда милиции, пресса, а на четвертом этаже конь не валялся — грязь, разбитые стены. Стыдно! — говорю сам себе, — прямо хоть возвращайся завтра.
Это я выпендриваюсь, бодрячка изображаю из второсортного вестерна, так сказать, играю победу. Потому что на самом деле мне плохо. Очень плохо. Первый раз я по собственной инициативе убил человека. Вернее, двух, а может даже и трех — удар-то был приличный. Да, согласен, врагов, не щадящих моих товарищей, но все равно людей, Человеков!
Я веду машину и чувствую, как у меня дрожат руки и комок тошноты толкается в стенки желудка. И еще что-то ноет и тянет в груди. Нет, не легкое это дело — убить человека. Не раз-два, как убеждали инструкторы в Учебке. Не раз-два!
Потом, на конспиративной квартире я долго привожу в чувство своего подопечного. Он мотает головой и ничего не понимает.
— Ждать и не высовываться! — передаю я ему приказ шефа и отправляюсь в... баню.
Нет, это не моя причуда, это указание шефа. По дороге, с телефона-автомата, я прозваниваю по данному мне телефону и прошу Нюру.
— Такой здесь нет, — отвечают мне, — правильно набирайте номер.
В бане я покупаю веник и иду в парилку.
Место для встречи выбрано подходящее — народ не переводится, за каждым не уследишь, а что касается электроники, так в такой температуре, в таком пару никакие жучки-паучки не выживут, а на себе технику не спрятать, потому как весь на виду!
— Эй, мужик, веничком пройдись, — просит голый гражданин.
Но это он для всех гражданин, а для меня связник. Я долго хлещу его по спине, он охает, ахает, фырчит, стонет. Я не знаю, получает ли он удовольствие или играет его, следуя заранее срежессированной роли. Может, он сердечник, может, у него аллергия на пар, может, каждый удар мука? Кого это волнует! Служба не мед! Сказано играть удовольствие — расстарайся, хоть в кипятке варись, а улыбайся!
Затем он лупит меня березовым веником и я тоже охаю, ахаю, блаженно вздыхаю, прошу поддать парка, хотя с большим бы удовольствием просто растянулся на полке и уснул. Я нормально не отдыхал уже много дней. Судя по силе обрушивавшихся на меня ответных ударов, он не любитель парилки. Но я-то в чем виноват? Я такая же жертва как он.
— Ох, хорошо! Ох, здорово! — шумно отдуваюсь я. — Ай, спасибо! (дать бы ему за такое усердие хорошего леща!) Ну услужил! — и в компенсацию за перенесенные муки прихватываю его мыло. Вообще-то это не мыло — контейнер, хотя мыться им можно.
Дома вскрываю контейнер и используя специальный код, внимаю очередным указаниям шефа. Дела, похоже, совсем хреновые. Все ранее используемые почтовые ящики, тайники и формы связи аннулированы. Передача сведений только из рук в руки. Вот откуда эта опереточная встреча через баню! Деваться некуда! Видно понимая, что партия проиграна, резидент пошел ва-банк, решившись на запретное — открытую добычу информации. Правильно, ему-то терять нечего — если проскочит, то и так проскочит, а если убьют, то все равно убьют. Я догадываюсь, что до полной «картинки» ему не хватает нескольких, двух, может быть, трех фрагментов. Но без них целое рассыпается. Так бывает, что огромную плотину держит один единственный махонький кирпичик, вытащи его, все сооружение зашатается. Отсюда следует моя задача — заткнуть дыру, чтобы впоследствии главный архитектор мог похвастаться произведением своего искусства. А в качестве затычки использовать собственное тело. Такая работа!
Завтра мне придется заниматься гнуснейшим делом — вытрясать показания и далее мотать цепочку самостоятельного следствия. До полной победы или... смерти. Под такое дело шеф пожертвовал мне свои основной и резервный склады. Бери, пользуйся, только дай результат.
В подобном деле крайне важен внешний антураж. «Потрошитель» с внешним обликом Пьеро вряд ли добьется успеха. А вот если надеть на себя личину Карабаса-Барабаса! Полдня я, подобно театральному костюмеру, подбираю соответствующую разыгрываемой роли одежду, составляю, репетирую тексты, ищу наиболее убедительный тембр голоса, характерные жесты. В единственном своем лице я совмещал десяток театральных профессий: драматурга, режиссера, актера, завлита, завпоста, гримера, осветителя, критика и пр. Я тружусь в поте лица, хотя зритель у меня будет один единственный и совсем не благодарный. Нашим бы сценическим деятелям такую самоотверженность!
57 
