— Твоя подруга льстит мне, Кларинда, — проговорил Фарук, наклоняясь к Поппи через Кларинду и пригвождая ту к месту дразнящим взглядом. — Похоже, она намекает на то, что найдутся люди, которые могут назвать мой дворец величественным местом для развлечений.
Поппи рассмеялась.
— Нет, я предпочитаю называть его местом диким, священным и зачарованным… Какое же следующее развлечение вы приготовили для нас, ваше величество? Может быть, нежную абиссинскую деву, поющую в ясной тишине?
Фарук с деланно суровым видом нахмурил брови.
— Прекрати рыдать, женщина, иначе я позову «демона-любовника», который утащит тебя отсюда.
Они вдвоем весело рассмеялись. Кларинда понюхала свое вино, спрашивая себя, не подсыпал ли кто в него наркотика и не начались ли у нее галлюцинации. Она ни разу в жизни не видела Поппи столь оживленной — даже в компании этого ужасного болтуна мистера Хантингтон-Смита. И ни разу не слышала, чтобы Фарук цитировал Кольриджа и обращался напрямую к Поппи, не наводя на нее страх.
После того как маг показал фокусы со всеми остальными тигрятами, включая и того, который сидел на коленях у Кларинды, а потом ушел, музыканты, расположившиеся между двумя колоннами, заиграли сложную мелодию на флейтах, лирах и барабанах. Этого мгновения Кларинда втайне боялась. Мгновения, когда Фарук одним хлопком вызовет на сцену танцовщиц.
Но оказалось, что у Фарука другие планы на вечер.
Султан встал и призвал к тишине музыкантов с гостями властным взмахом руки. Его свободные одежды — еще более роскошные, чем обычно, — были украшены вышитыми звездами и полумесяцами.
— Как вам всем известно, я призвал вас сюда этим вечером, чтобы почтить мужчину с душой воина и сердцем тигра. Два раза он рисковал собой, чтобы спасти мою жизнь. — Фарук обратил лицо к Эшу, поднимая золотой кубок. — За Берка-младшего! Ты приехал в этот дворец как незнакомец, но с этого вечера я имею честь называть тебя другом и… братом!
Остальные гости одновременно подняли свои бокалы, а Тарик демонстративно не стал поднимать своего.
Эш принял восхваления Фарука с вымученной улыбкой, а Люк одним глотком опустошил свой кубок до дна.
Опустив бокал, Фарук сказал:
— Не в моих правилах оставлять такую отвагу без награды. Каждый великий воин заслуживает оружия, соответствующего его умениям, так что сегодня я хочу подарить тебе кинжал моего отца, Льва Эль-Джадиды, которым он убил одного из своих злейших врагов.
Один из солдат, чеканя шаг, направился к Эшу с подушечкой, украшенной кистями, на которой лежал кинжал отца Фарука. Золоченая рукоятка, инкрустированная рубинами и изумрудами, так и сверкала в теплом свечении многочисленных ламп.
Восхищенный, но тихий свист Люка выражал восторг. Кинжал стоил целого состояния.
Стражник на мгновение задержался в середине зала, чтобы изумленные гости могли полюбоваться подарком султана, а затем устремился к тому месту, где сидел Эш. Тот взял кинжал в руки. Он держал его очень бережно — именно так, как того заслуживало изысканное произведение искусства.
— Вы слишком щедры, ваше величество, — сказал Эш, скромно наклоняя голову.
Люк протянул было руку к кинжалу, но Эш, не обращая внимания на негодующее ворчание приятеля, быстро засунул кинжал за кожаный пояс.
— Есть еще один подарок, который я хотел бы предложить тебе, — заявил Фарук. — Уверен, от твоего внимания не ускользнуло, что я — человек, обладающий множеством бесценных сокровищ.
Люк резко выпрямился, в его темных глазах вспыхнула алчность.
— Но я обнаружил, — продолжал Фарук, — что есть куда более ценное сокровище, чем серебро и золото.
Люк, закатив глаза, откинулся спиной на подушки.
— И сегодня я имею честь поделиться этим сокровищем с тобой.
С этими словами султан хлопнул в ладоши — в точности так же, как он это делал, призывая танцовщиц.
Бронзовые двери в западной части зала распахнулись. Гости, вытягивая шеи, пытались разглядеть, какое же новое чудо приготовил для них хозяин замка, а по спине Кларинды пробежала знакомая нервная дрожь. Она осторожно посмотрела на Эша и поняла, что он взволнован не меньше ее.
Однако в дверях появилась лишь могучая фигура Соломона.
Кларинда недоуменно нахмурилась: она не понимала, почему евнуха оторвали от дел в гареме по такому случаю.
Ответ на вопрос появился спустя мгновение, когда Соломон отступил на шаг в сторону, пропуская в зал вереницу женщин, которые гуськом направились в дальний конец зала, прежде чем повернуться к гостям лицом. Несмотря на то что их носы и рты прикрывали тонкие шелковые вуали, низкие декольте и турецкие облегающие панталоны не оставляли сомнений в том, что они выставляют напоказ все свои прелести.