— Вы должны попрощаться с нашими лошадками, Лоилия, — сказал лорд Брэйдон, — потому что мы на них больше не поедем.
Лоилия ошеломленно взглянула на него.
— Я очень… благодарна им за то, что они так хорошо… носили меня, — промолвила она.
Он снял ее с седла и, поддерживая, ощутил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.
Он заплатил конюху за лошадей, и они пошли к яхте.
Лоилия сразу побежала к отцу, но у его каюты столкнулась с Уоткинсом.
— Мистер Стэндиш спит, мисс, — тихо сказал он.
— Тогда я не буду его беспокоить. Хорошо ли он позавтракал?
— Он пытался, мисс, а после ленча немного работал над своей книгой, но я думает, что эти усилия утомили его.
— Он не должен слишком много работать.
Идя в свою каюту, Лоилия думала, как сможет он выдержать отплытие от французского берега.
Затем ему предстоит путь либо к дому лорда Брэйдона, либо к их дому.
Она собиралась раньше обсудить это с ним, но чувствовала, что его нельзя беспокоить, пока ему не станет получше.
И вот теперь ее вновь охватила тревога.
Уоткинс говорил, будто ему лучше, но она видела, что он еще очень слаб, и все так же бледен, как во время пребывания его в подвале капитана Эдерснаера.
Она решила, что лорд Брэйдон захочет побыть один, после того как они целый день провели вместе.
Сняв амазонку, она легла на кровать отдохнуть перед обедом, но предпочла бы продолжить общение с этим талантливым человеком, который отличался к тому же искрометным остроумием.
Она не воспринимала всерьез предложение лорда Брэйдона пожить в его доме в Оксфордшире и не помышляла впредь пользоваться его добротой и радушием.
Но она знала, что расставание с ним было бы для нее невыносимой мукой.
Лежа в своей комфортабельной каюте, освещенной закатными лучами, она думала лишь о возможности побыть с ним хоть сколько-нибудь еще.
Без него мир станет слишком маленьким и одиноким.
«Папа, наверное, скоро отправится в свою очередную миссию, — размышляла она. — Мне вновь останется лишь забота о лошадях и беспокойство о папе, подвергающемся опасности».
Ее прошибло ознобом от одной только мысли, что еще до того, как он отправится на новое задание, немцы могут убить его, поскольку он слишком много узнал во время своей последней разведки.
«Что же мне делать? К кому обратиться за помощью?»— спрашивала она себя.
И тогда возник образ лорда Брэйдона, озаривший ее ярким светом.
Он — единственный, кому она может довериться полностью, к кому может обратиться за помощью.
«Но как я могу опять взвалить на него это бремя?»— думала она.
Его доброта, сила и решительность в самых затруднительных случаях окончательно покорили ее сердце. Он заполнил собой весь мир.
«Я люблю его! Я люблю его!»— повторяла она мысленно теперь, хотя прежде пыталась не признаваться себе в этом.
Она знала, эта каюта защищает ее потому, что она на его яхте. «Морской лев» стал для нее сказочным дворцом, потому что он владел им.
Он самый настоящий, а не сказочный Принц.
«Хотя я — не Золушка, не заколдованная Лягушка, не Принцесса его мечты», — прошептала она.
Ее глаза наполнились непрошеными слезами от ощущения безнадежности ее любви.
Она тянулась к луне, которая всегда будет оставаться недоступной для человека.
— Я люблю его! — сказала она вслух, одеваясь к обеду.
На ней было новое платье, которое Уоткинс купил вместе с амазонкой.
В его простоте просвечивал все тот же шарм, которого всегда не хватало английским платьям.
Ее изящная талия казалась в нем еще более тонкой.
Вздымающиеся волнами пышные юбки делали ее похожей на цветок.
Она и не подозревала, что лорд Брэйдон видел в ней не распустившуюся белую розу.
Он ожидал ее в салоне.
После того как она призналась самой себе в любви к нему, ей трудно было побороть смущение и встретиться с ним взглядом.
Яхта стояла на якоре среди спокойного, неподвижного моря.
Слышался лишь мягкий плеск воды о борт судна, и заходящее солнце вливалось ослепительным светом через иллюминаторы.
Все это было частью ее волшебной сказки.
Лорд Брэйдон встал, когда она вошла.
Он был великолепен в своем вечернем костюме.
Она чувствовала, что рядом с ней самый лучший в мире мужчина.
— Уоткинс говорил мне о вашем новом платье, — сказал он, — и я думаю, вы знаете, как оно идет вам.
Па ее щеках вспыхнул румянец, но она сумела промолвить: